А между тем ее роман стал известен досужим соседям, сделался скандал – с мужем Наденька рассталась не без облегчения, однако мать решительно гнала ее вон из родительского дома. Отец в это время находился в отъезде – и Наденька тоже решила податься прочь. Лучшее время вспомнилось ей – жизнь при полку, под наблюдением добродушного Астахова.
Вот для чего она рождена! Вот в чем ее счастье! В свободе! Мать, нося ее под сердцем, мечтала о сыне – и не зря. Только ошибка либо насмешка природы сделала женщиной ту, которая совершенный мужчина по духу! И какое счастье, что Россия сейчас как раз начинает боевые действия за границей, что истинному храбрецу есть где себя показать!
«Воинственный жар с неимоверной силою запылал в душе моей; мечты зароились в уме, и я деятельно начала изыскивать способы произвесть в действие прежнее намерение свое – сделаться воином, быть сыном для отца своего и навсегда отделаться от пола, которого участь и вечная зависимость начинали страшить меня».
В армии ее никто не найдет, а вот она наконец-то обретет свое истинное «я». Так думала Наденька – и именно это явилось причиною, что девятнадцатилетний юнец, коего все принимали за четырнадцатилетнего, оказался «товарищем» Коннопольского полка, поставив в конный строй своего любимого Алкида. Это произошло 17 сентября 1806 года – в день ее именин.
Конечно, то была авантюра, но авантюра самого благородного свойства. Вреда от нее не было никому, а пользы…
«Итак, я на воле! Свободна, независима! – восторгалась она. – Я взяла мне принадлежащее, мою свободу: свободу! Драгоценный дар неба, неотъемлемо принадлежащий каждому человеку! Я умела взять ее, охранить от всех притязаний на будущее время, и отныне до могилы она будет и уделом моим, и наградою! Воля, драгоценная воля кружит голову мою восторгами от раннего утра до позднего вечера! Свобода, драгоценный дар неба, сделалась наконец моим уделом навсегда! Я ею дышу, наслаждаюсь, ее чувствую в душе и сердце!»
Наденька упивалась тяготами походной жизни, муштрой, даже голодом, даже усталостью – а тем паче боями, свистом пуль, она не чуралась страшных, кровавых сцен… но при этом спустя много лет признавалась, что единственной кровью, которую пролила, была кровь гуся, которого она добыла к Рождеству и которому срубила саблей голову. Амазонка наша вовсе не была жестока – ей нужно было не дать выход своим животным, вернее, зверским инстинктам, ибо таковых инстинктов у нее вовсе не имелось, просто ей нужна была истинно мужская жизнь.
