Серов пробился сквозь эту толпу в сопровождении подельников, не раз ощущая, как быстрые ловкие пальцы ощупывают пояс. Но кроме заправленной в джинсы рубахи там не было ничего; монеты лежали в одном кармане куртки, часы и прочее имущество – в другом, куртка была плотно свернута и прижата к груди. Мортимер и Хенк, руки которых были свободны, охраняли свое добро иным способом, раздавая оплеухи и зуботычины, Серов же мог только пинать самых нахальных оборванцев. Зато делал он это от души.
Втроем они ввалились в лавку, которую держал Конопатый Клод, приятель Мортимера, бывший корсар, порвавший с промыслом из-за потери уха, глаза и ноги. Впрочем, он ковылял на деревяшке быстрее стивенсоновского Сильвера и в пять минут выложил все, что требовалось Серову. Во-первых, крепкий матросский сундучок голландской работы, с ручкой на крышке и надежным замком; во-вторых, одежду, сообразную морским занятиям: холщовые короткие штаны, полотняную рубаху, кожаный жилет и сапоги. Цену заломил немалую, двадцать восемь песо, и Серов, буркнув «Обираловка!», уже направился к выходу, но Мортимер его придержал. Затем он начал торговаться, напирая на дружбу и прежние услуги, оказанные Конопатому, так что в конце концов сошлись на двадцати пяти монетах, включая кожаный ремень, кошель, английский нож и красную косынку. Здесь же в лавке Серов переоделся, нацепил перевязь со шпагой, пересыпал в кошель монеты, сунул туда часы и зажигалку, а все остальное спрятал в сундучок. Крышка захлопнулась со стуком, что прозвучал аккордом судьбы; прошлое было отрезано, и все, что от него осталось, хранилось теперь в этом маленьком дубовом ящике.
Серов со вздохом взялся за ручку. Потери, одни потери… А что он приобрел? Что? Личико Шейлы и синие ее глаза мелькнули перед его мысленным взором, но подельники уже тащили Серова на улицу, орали, в два горла обсуждая, что и где будут есть, а главное – пить. Сошлись на «Старом Пью» и вскоре присоединились к уже сидевшей там компании. Рожи были все знакомы: Жак Герен, Люк Форест, Джос Фавершем, Брюс Кук, Алан Шестипалый и, разумеется, Страх Божий. Их появление встретили дружным ревом и грохотом кружек по столу. Вопили, похоже, лишь от избытка чувств – никто еще не успел набраться по-серьезному.
Таверна «Старый Пью» была навесом на столбах, выпиленных из почерневшей от времени и непогоды мачты; боковые стены обшиты старыми корабельными досками, вместо передней стенки – фальшборт с наложенным поверх планширом, и между этой загородкой и стойкой – три длинных стола со скамьями, сбитыми из пушечных лафетов. Стойку изготовили из палубных досок, брошенных на бочки, и в целом заведение напоминало кубрик на пиратском корабле, украшенный огромным ржавым якорем да абордажными саблями и топорами, развешанными всюду. Его хозяин папаша Пью, проходимец лет шестидесяти, утверждал, что доски, мачта, планшир и все остальное принадлежало некогда фрегату «Велкам», одному из последних кораблей, на котором плавал великий Генри Морган. Но Люк Форест и Алан Шестипалый объяснили Серову между двумя кружками, что веры старому Пью нет никакой; его послушать, так он был у Моргана в лучших приятелях и грабил с ним Пуэрто-Бельо, Маракайбо и Панаму
