Возможно, Крикет ощущала его беспокойство и, когда они занимались любовью, чаще пользовалась языком, чем пальцами, а потом прятала руки под простыней. Он испытывал определенное смущение от этого, хотя и находил ее застенчивость очаровательной непоследовательностью. «У каждого из нас, — думал он, — свои собственные секреты, тайные слабости». Утром третьего дня Уилсон взял ее за руки и попытался поцеловать в ладони.
Она испуганно отдернула руки.
— Ну, ну, не бойся, — сказал Уилсон.
За окном моросил дождь, и дневной свет был не ярче вечернего на иных широтах. Крикет отдернула руки:
— Нет, они безобразны, я их ненавижу.
— Ну, ну, как это можно ненавидеть часть самой себя?
— Очень просто, — ответила Крикет и повернула голову, так что дождь, скользивший по оконному стеклу, начал отбрасывать полосатую тень на ее лицо.
— Позволь, я посмотрю на них, — попросил Уилсон.
Крикет взглянула на него, медленно и печально вынула из-под простыни руку и протянула ему, словно посторонний предмет. Глаза у нее потемнели, а волосы на фоне подушки стали каштановыми.
— Не так уж и плохо, — солгал Уилсон.
Рука выглядела ужасно, она была жесткой, как подошва ботинка, вся в ссадинах. Уилсон мягко коснулся большим пальцем бугорков Венеры и Юпитера, по которым, как говорят хироманты, можно судить о наших помыслах и судьбе. Эти бугорки на ладони, обычно мясистые, были у Крикет твердыми как камень.
— Удовлетворен? — Крикет убрала руку под простыню и отвернулась от Уилсона.
— Ну и что? — сказал Уилсон. — Ты в отличие от меня занималась физическим трудом. И жизнь твоя отличалась от моей. Только и всего.
— Отличалась? Да моя жизнь была адом. — Слова прозвучали как констатация факта, а не как жалоба.
Уилсон коснулся Крикет, но она стряхнула его ладонь.
— А как насчет моря? Мне казалось, ты любишь его, — промолвил Уилсон, не зная, что еще можно сказать.
— Не будь идиотом! — отрезала Крикет и вдруг повернулась и положила голову ему на плечо. — Извини. — Она быстро погладила его по груди, будто нервный зверек пробежал. — Пойми, я пытаюсь стать другим человеком. Я была слишком агрессивной, добиваясь лучшей жизни, и очень одинокой. Я совершила несколько поступков, которые не дают мне спать по ночам.
— Какие, например? — По затылку Уилсона пробежали мурашки.
Крикет пожала плечами:
— Потом. Когда ты меня поближе узнаешь.
— Куда уж ближе! Ты что, переспала со всем экипажем какого-нибудь трампа[18]? Или убила кого-нибудь?
— Секс. Велика важность! До того как мы ушли в плавание, ты спросил: зачем ты мне на море? Тогда я тебе ответила, сам помнишь что. Вот еще одна причина: мне нужен кто-то, кому можно доверять, иначе у меня все внутри высохнет. Тебя грызла своя печаль, и я решила, что ты способен понять чужую.
