Радость буквально распирала его. Давно уж он так не гордился победой. Разве только в те далекие дни, когда он еще работал с Караем…
Но люди не должны ничего видеть.
Андрей был сух, подтянут, немногословен. Взял собаку на поводок, четко козырнул:
– Могу считать свою роль оконченной, товарищ майор?
– Вы-то можете, а нам еще предстоит найти преступников.
– Полагаю, тут уж вы справитесь без меня и без моей собаки?
– Верно. Благодарю вас за отличную работу.
Андрей еще раз кинул руку к козырьку.
Он пошел по склону, то и дело проваливаясь в проклятый уголь. Выбравшись, потопал сапогами, отряхнулся. Глядя на хозяина, отряхнулся и Дикарь. Чище от этого они оба не стали.
Андрей сел за руль мотоцикла. Дикарь прыгнул в коляску.
Когда выехали на шоссе, пес потянулся и осторожно положил заляпанную мокрую морду на согнутую, держащую руль руку хозяина.
Это было неудобно Андрею. Он стерпел.
Уже не раз, садясь обедать, Андрей находил на столе одну и ту же газету, как бы случайно раскрытую на четвертой полосе, и так, чтобы в глаза бросилось объявление. Зооветеринарный институт извещал о приеме студентов на заочный факультет. При поступлении льготы предоставлялись людям с опытом практической работы в животноводстве. Какое отношение это могло иметь к Андрею? Он отодвигал газету и опускал ложку в суп.
А через день газета опять лежала у его прибора.
Наконец ему надоело. В воскресенье утром он спросил у жены:
– Ну, что это значит?
Как всегда, когда она бывала смущена, Ева стала смеяться.
– А что? Разве плохо, если ты получишь высшее образование?
Андрей кончил школу уже давно. В войну его вместе со многими другими подростками перевезли из блокированного Ленинграда в Армению. Потом, когда выяснилось, что все его родные погибли, он уже не вернулся в Ленинград – жил в Ереване, в детском доме. Кончил школу. Потом была армия. А после демобилизации он снова вернулся в Ереван – это он уже ехал к себе домой.
О том, чтобы продолжить учение, он теперь не думал. Куда там! Ему за тридцать. Он глава семьи.
– Высшее образование! – с досадой сказал он. – Об этом уже скоро моя дочка начнет думать, а ты мне предлагаешь…
Дочке было два года.
Она сидела под столом и пыталась убедить плюшевого медвежонка взять в рот соску.
– Возьми соску, – доносилось из-под стола. – Я кому говорю? Спи сейчас же! Вот я тебе покажу, дрянь такая!
Она в точности повторяла слова и интонации матери. А Ева не очень выбирала выражения, когда сердилась.
