– Знаю, – ответил Роб. – Они у меня.
Так просто.
– У тебя?
Он кивнул:
– Твой отец дал мне их перед отъездом в Германию. Разве ты не знала? У мистера Андерхилла другая связка – от всех помещений для публики и от своих. Ему нужны ключи на случай пожара и для «пенсовиков» – так мы между собой называем туристов, которые платят по двадцать пять пенсов, – но твой отец сказал, что некоторые ключи из этой связки отдал мистеру Эмерсону. А остальные дал мне.
– Слава богу! – с облегчением сказала я. – Вот и конец одной тайны. Ты не представляешь, какие картины мы с мистером Эмерсоном себе рисовали! Похоже, он заподозрил, что ключи у папы украли, когда его сбила машина. Разумеется, мне разрешено ими пользоваться, пока не решатся все юридические проблемы.
– Лучше возьми их прямо сейчас. – Пока я говорила, Роб открыл ящик кухонного стола и вытащил оттуда связку знакомых мне ключей. – Вот. Знаешь, какой от чего? Они расположены по порядку, начиная отсюда. Этот от главной двери, этот от кабинета священника, этот от комнаты совета... – Он передвигал ключи по массивному кольцу, как бусины четок. – Все по порядку. Тебя особенно интересует какая-то определенная комната? – Да, библиотека.
Он выбрал ключ.
– Вот этот. Нет, оставь, миссис Гендерсон уберет. Хочешь, я пойду с тобой?
– Нет, пожалуй, не надо, спасибо. Я подумала, Роб: там, наверное, сегодня «пенсовики»? Если я пойду сама по себе, с ключами, кто-нибудь наверняка меня увидит, начнет задавать вопросы и все такое. Лучше я оставлю ключи здесь и просто пройдусь, все осмотрю, а потом представлюсь Андерхиллам и спрошу, нельзя ли мне приходить и уходить, когда захочу. Сколько сейчас времени?
– Половина одиннадцатого. – Он бросил ключи в стол и задвинул ящик без всяких вопросов и комментариев. – Тогда подожди здесь, если хочешь. Или сходишь к коттеджу? – Да, так и сделаю.
– Там, у дверей, миссис Гендерсон. Пожалуй, она захочет поговорить с тобой. Увидимся позже.
Он улыбнулся и ушел.
Миссис Гендерсон была маленькая, бойкая старушка лет шестидесяти, с седеющими волосами, которые она каждую неделю упорно и неизменно укладывала, как шлем, у «нашего Эйлина» – так звали деревенского парикмахера. У нее были живые голубые глаза и яркий румянец на щеках. Деловая и шустрая миссис Гендерсон не умолкала, как работающий по программе компьютер:
– Ах, мисс Бриони, рада видеть вас снова, хотя должна принести свои соболезнования в связи со смертью вашего отца, ведь не далее как на прошлой неделе я говорила викарию, что мистеру Эшли не стоило ехать в ту больницу в Германии, но он не прислушался, а я сказала: помяните мои слова, он будет дома раньше, чем предполагает, но поверьте, мисс Бриони, я не думала, что мои слова сбудутся таким печальным образом и, когда я снова увижу вас здесь, это будет просто конец света. Вы понимаете, когда я говорю «конец света», я не имею в виду то, что может показаться, я просто хочу сказать, что всем известно: поместье переходит к мистеру Говарду, хотя люди интересуются (и я знаю, вы не поймете это превратно, мисс Бриони), как же супруга мистера Говарда поселится тут, то есть я, как никто, далека от всяких предрассудков, а ведь нынче даже не посмеешь сказать, что негр смуглый, не правда ли, но цветные есть цветные, и она воспитана не совсем так, как мы, не говоря уж о религии, а это особое дело: ведь будучи оттуда, откуда она приехала, она наверняка католичка, осмелюсь сказать, а обратился или нет мистер Говард, но дети обратятся в католичество, не так ли, и что тогда делать викарию и пастве – будет забавно, не правда ли, если новые Эшли будут ходить в католическую церковь в Хангманс-Энде?
