Он налил себе вторую чашку и закурил.
— Есть новости. — Барон достал из кармана, аккуратно развернул и протянул через стол лист бумаги. — Арнольд привёз новую маляву. Монах требует, чтобы со сходняком не тянули.
Белый взял письмо, внимательно его прочитал, потягивая кофе. Затем ещё с минуту молча подымил сигаретой и наконец вымолвил:
— Торопится старик, — он загасил окурок, — боится не успеть…
— Во-во! Арнольд ещё сказал, что пахан вроде ищет кого-то, чтобы завалить раньше, чем его самого закопают. Толком он ничего не знает, но говорит, что какой-то мудлон, похоже, сильно ему дорогу перешёл. А вчера будто к нему сам… ну, папашка давешнего змеёныша наведывался, и они часа три толковали. Совсем уже старик берега теряет, — усмехнулся Барон и осёкся: слишком хорошо был знаком ему этот холодный прищур вновь взметнувшихся на него глаз.
— Заруби оскал, бубен! — тихо произнёс Белый. — Большой вор на краю могилы встречается с главным ментом, а ты мне полчаса мудафонией уши причёсываешь? Почему Арнольд ничего толком не знает? Я за что плачу этому шнифту?![38]
Он порывисто встал, подошёл к письменному столу и, плюхнувшись в кожаное кресло, несколько раз крутанулся в нём.
Барон, вскочивший почти одновременно, ошарашено молчал. Его всегда поражала эта свойственная Белому склонность к молниеносной смене настроения. Вот и сейчас былая весёлость и снисходительное благодушие испарились влёт.
— Давай, договаривай, чем ещё нас этот аналитик хренов порадовал!
— Да, в общем, ничего особенного. — Голос Барона звучал почти заискивающе. — Сообщил только, что старик определённо тронулся: нашли ему какую-то не то гадалку, не то колдунью. Арнольд его к ней завтра везёт…
— Ничего особенного… — негромко повторил Белый, медленно поднимаясь из-за стола. Не спуская с Барона немигающих глаз (тот невольно втянул голову в плечи), он подошёл к нему вплотную и «нежно» процедил:
— Значит, бабай[39] умом тронулся, берега теряет, а ты у нас — убеждённый материалист. Эмпирик. Сказок не любишь и в бабок-ёжек не веришь? Молодец. Ну а адрес той бабушки, к которой он должен везти нашего незабвенного дедушку, я очень надеюсь, этот мудлон грёбаный тебе оставил?
Барон виновато молчал.
Белый всё так же медленно вернулся за стол.
— Ладно, иди пока. — Откинувшись на спинку кресла и чуть покручиваясь из стороны в сторону, он прикрыл глаза. — Мне надо подумать…
Барон молча кивнул и поспешил выйти.
Пётр Ильич проводил его презрительным взглядом из-под опущенных век. А как только остался один, достал свою золотую «VERTU» и, слегка прикусив губу, набрал номер…
