– Все так, Пёс, ты прав, я была дура, эгоистка, злюка, я тебя мучила, я тебя забросила, все правда. Но что я могу сказать? Я хочу, чтоб ты вернулся, мне без тебя плохо, я так плакала, вот. И ты меня прости. Конечно, я не могу тебя заставить, и что толку, если я скажу, что больше так не буду, ты не обязан мне верить, но я, правда, больше не буду… ну, думаю, не буду… нет, правда, не буду! Я же тебя так люблю, и мне без тебя так плохо, я больше не буду, честное слово.
Все это тихо, почти шёпотом, не находя слов, и одновременно снимая туфли, потом носки. А ноги-то – на них живого места не было! Так что домой решили ехать на метро. Они сели в поезд на Маркс-Дормуа, сделали пересадку на Маркаде-Пуассонье, потом на Барбес-Рошешуар и на Сталинград, и поезда баюкали их до Порт д'Итали – её, босую, с туфлями в руках, и его, свернувшегося клубком у неё на коленях. Её, ставшую наконец спокойной и ласковой, как Пом прежних хороших времён, и его, наконец-то победоносно переводящего дух.
Ну хорошо. Возвращаемся из прошлого в настоящее. Вот уже два месяца, как Пёс снова с Пом. А также с Потным и Перечницей, что гораздо менее приятно. Когда Пом явилась среди ночи с окровавленными ногами и Псом на руках, Потный и Перечница уже успели поставить на уши все больницы, полицию и пожарных. «У нас дочь пропала! У нас дочь пропала!..» Они с ума сходили. Перечница была уверена, что девочку похитили, и не отходила от телефона, ожидая звонка с требованием выкупа. Соседи успокаивали её, как могли:
– Да нет, полно вам, может, она просто попала под машину!
– Или взяла и отправилась в Катманду!
– Или свалилась в Сену…
В общем, оказывали моральную поддержку.
Потный метался из угла в угол, как гризли, у которого отняли мёд. Он повторял снова и снова:
– Если кто-нибудь её обидел, если хоть пальцем тронул…
И смотрел на соседей так, что те отводили глаза. А потом вдруг валился на стул, рыдая:
– Моя маленькая королева, где она, где?
И вот, уже за полночь, звонок. Дзин-нь! Все – к дверям. Открывают – Пом! Босая, а на руках Пёс.
– Ну? Ты что ж это творишь? Ты знаешь, который час? Где тебя носило? И не стыдно? А? Ты хоть соображаешь? Мы уж и полицию подняли на ноги, и пожарных, и больницы! Знаешь, во что это нам обойдётся? А соседи? Что соседи скажут? Вон, смотри, уже смеются! Все из-за этого Пса, да? На что хочешь спорю, все из-за него, проклятого!
Они сразу же стали смотреть на Пса косо. Ещё косее прежнего, если такое возможно. И с течением времени отношения не улучшились. В последние дни даже, пожалуй, стали ухудшаться. Но Псу наплевать. Пом его любит, а больше ему ничего не надо. За эти два месяца он завершил воспитание. Его хозяйка стала ему другом. Для начала он заставил её усвоить, что он, Пёс, важнее, чем её портфель, куклы, диски и капризы. Дальше наотрез отказался выступать на публику, внушил ей, что он не цирковая марионетка, а настоящая собака. Давал лапку ей – это ладно; проделывать всякие штуки для неё – это пожалуйста; позволять ей наряжать его рок-певцом – это сколько угодно, но за пределы комнаты чтоб ничего не выходило! Секрет! Только между нами. Ещё он показывал ей, как отличить больную собаку от здоровой. Нос сухой и горячий – собака больна. Нос мокрый и холодный – собака здорова. У людей-то как раз наоборот. Он трётся носом о половую тряпку, пока тот не становится горячим и шершавым, как наждак. Потом принимает самый жалкий вид, еле волочит ноги словно у него и крови-то в жилах не осталось. И вот она ахает: «Пёс! Господи, да ты совсем больной! Иди, я тебя полечу!» И ну взбивать ему молоко с яйцом, не забывая добавить толчёной скорлупы: «Ешь, это кальций, для зубов полезно». В общем, всякие есть приёмы. Если ей случается дать волю своему знаменитому норову (такое ещё бывает время от времени), он просто-напросто поворачивается к ней спиной и отказывается даже смотреть на неё – и день, и два, и три – пока она не извинится. И она извиняется. А в ответ на всё это он чутко отзывается на малейшие её огорчения. Он отказывается от еды, когда она не ест, осушает её слезы, когда она плачет, а когда родители устраивают ей выволочку, смотрит на них с таким упрёком, что они краснеют до ушей. (Собаки это очень хорошо умеют.) Каждый день он провожает её в школу и встречает после уроков. Он умный пёс, и безошибочно умеет отличить желание от каприза. И верный тоже, однако независимый. Не раз он уходил из дома повидаться с Гиенычем. (Друзей бросать нельзя. Никогда. Ни по какой причине!) Гиеныч всегда ему рад.
