Господин Малоссен | страница 35
– Суждения?
– Относительно небытия, конечно. Откуда может взяться идея, что оставаться в небытии лучше, чем жить?
На такое с ходу не ответишь: подобная мысль требовала десятка-другого шагов размышления.
– А сами-то вы, Маттиас, с вашей Вечностью?
– О! я не берусь судить о Вечности!
Еще несколько шагов, и он добавил:
– Именно поэтому я не тороплюсь отправлять туда неродившихся младенцев.
По ночам Жюли часто рассказывала мне о своем детстве, тех годах, которые прошли под знаком Френкелей, так сказать.
– Это было во время моей учебы в коллеже. Мой отец-губернатор сплавил меня в пансион в Гренобле. Семья Френкелей была той ниточкой, что связывала меня с домом. Они тоже жили в Веркоре, в Лоссанской долине.
Мне так нравилось открывать для себя детство Жюли, в ожидании, когда придет новое, твое. Такова жизнь: перематываешь пленку на бобину, кончилась эта – ставишь другую. И крутишь кино дальше.
– Значит, старый Иов обматывал километрами пленки весь земной шар, не вылезая из своей дыры?
– Нет, дом в Веркоре – это его тайная резиденция! Тайное убежище, скрытое от посторонних глаз, у него там даже телефона нет. Только факс, номер которого знает лишь он один. У него есть юридический адрес в Париже, просто квартира на самом деле. Потом он много путешествовал: Рим, Берлин, Вена (его жена Лизль – австрийка), Токио, Нью-Йорк… И тем не менее в моих воспоминаниях о детстве Иов, Лизль и Маттиас всегда присутствовали в Лоссансе, как будто они никогда и не покидали этот укромный уголок. Думаю, они старались быть там, когда мы с Барнабе приезжали на каникулы.
– Кстати, что это еще за история с частной фильмотекой? Ты и правда наследница старика Иова?
– Да, к тому же это одно из самых забавных воспоминаний тех лет.
И сейчас, спустя годы, она все еще потешалась над тем временем и тихонько посмеивалась, лежа рядом со мной в постели.
Ей было тогда лет тринадцать. Она училась в четвертом классе[5]. Однажды – как раз в каникулы на Пасху – она является к Френкелям, в Лоссансе, с сочинением на тему, заданную одним преподавателем, который, видно, возомнил себя ультрасовременным и все такое:
Представьте драму актера немого кино, вытесненного появлением кино звукового.
– Драматичным было бы как раз обратное! – воскликнул старый Иов. – Немое кино вытеснило бы сегодняшних актеров всех до единого! Они только и умеют, что языком молоть, а музыка восполняет все остальное! Эта их болтовня… их музыка… их звуковые эффекты… Все очень просто, Жюльетта (в этой семье все звали ее Жюльеттой), никто теперь не играет, сегодня все только разговаривают. Язык тела забыт… работают только губы, а слова вылетают сами собой, без какого бы то ни было ритма! Если хочешь знать мое мнение, моя маленькая Жюльетта, немое кино уже было пустым, а звук стал лишь оберткой для этой пустоты! Не смейся, попробуй-ка заткнуть глотки всем этим краснобаям, заткни себе уши, и ты увидишь, они исчезнут с экрана! Они исчезнут!