Покемонов день | страница 39
– В ларек выйду.
– Все куришь? Вон синяки у тебя потемнели. Было трудно определить по ее голосу, насколько близко я успел к ней подкрасться. Приручил ли, не приложив особых усилий, как умел это раньше? Цыпа-цыпа-цыпа. Улыбочки-фразочки-шуточки – когда-то этого оказывалось достаточно. Оставалось попробовать: смогу ли, протянув руку с пригоршней крошек, подманить эту пташку. Я решил, что это важно – проверить. Конечно, важно. Времени было в обрез: после девяти охранник внизу запирал двери.
Я примостился на край второго стола со склянками и пузырьками, стоящего справа от нее.
– Вот раздави мне что-нибудь! Чего пришел-то?
– Как тебе сказать…
Я сделал стойку – замерев, посмотрел ей долго в глаза – и, не отводя взгляда, наклонился к ней. Было без четверти девять, стоило поспешить. Потянулся губами к ее губам – и получил кулаком в пах. Большой неожиданностью это, в общем-то, не стало. Попрощался сдавленным голоском и под ее недовольное ворчание вышел в коридор. Что ж, скорее вниз – пока не заперты двери.
Закончилась и вторая сигарета. Поезд ехал вдоль мокрых полей. Движение за окном замедлилось, отяжелело тоскливыми осенними подробностями. Зябнущие на столбах вороны, переговаривающиеся друг с другом отрывистыми одиночными криками: решают, улетать или еще побыть здесь, в недоклеванных полях. Смотрят на тянущиеся внизу вагоны так же рассеяно, как из вагонов смотрят на них.
Пора возвращаться в купе, к Виктору Викторовичу. На этот раз попробую зажмуриться – глядишь, и нагоню на него сон.
– А в Ростове-то дожди! – сообщил он мне, как только я вошел. – Сейчас по радио погоду передавали.
Мужчина без имени, Сашенька и Никита
Все время собирался написать роман.
Сегодня написать роман – все равно что черкануть на какой-нибудь исписанной туристами скале – скромненько на пустом месте, размашисто поверх чужих надписей: «Здесь был я!». Так и не написал. Жаль. Сюжет, между прочим, с трогательной шизинкой, с надрывом.
Про то, как один мужчина так хотел ребенка, что сочинил его. Тайком. Не сразу, конечно. Он был, в общем-то, нормальный. Успешный. Добрый. Традиционал. Работал в Госучреждении.
Поэтому сочинял он себе сына долго.
Нет, женщины у него бывали. Некоторые задерживались подолгу, перебирались к нему с одеждой, косметикой, сложными запахами на кухне. Но до детей все как-то не доходило.
Как водится, была история несчастной любви.
Первая – та, которую он любил еще с университета, – делала карьеру в коммерческом банке, и с детьми просила подождать. А когда им исполнилось по тридцать, и она стала начальником отдела, то уехала в Москву, подвернулась должность в столичном банке. Мужчина страдал – довольно традиционно. Пил, водил домой женщин из бара. Съездил к своей Первой в столицу. Перед поездкой купил новое пальто.