Бак стоял у плиты и вещал о пойнтерах и рыболовных удочках. К тому же он еще жарил лук. Почему у каждого мужчины, который когда-либо готовил на моей кухне, лук всегда сгорает? К счастью, кремовый и терракотовый цвета стен и мебели скрывают результаты их стряпни гораздо лучше, чем модный белый, который предпочитает большинство обитателей Кембриджа. Наверное, в Кембридже существует местный указ против небелых кухонь и я еще не попала в поле зрения властей.
Бак готовил тушеную оленину и скармливал кусочки мяса Винди. Несмотря на аппетитный внешний вид и аромат, сама мысль о том, что его собака закусывает мертвым оленем, вызывает у рядового гарвардского профессора тошноту. Однако Шейн не только не покраснел, но и вообще отнесся к этому абсолютно спокойно. Я подумала, знает ли он, что именно ест Винди, но оленина была приготовлена именно так, как ее любят готовить жители штата Мэн, и он не мог принять ее ни за что другое.
— Вот уже два года, как у меня не было такой оленины, — сказал он, проявляя явный интерес.
— Ах, — вырвалось у меня, — вы охотитесь?
— Немного.
— Винди ходит на птицу? Я не знала.
— Она? Нет, она не обучена. Она у меня всего пару месяцев. Я больше рыболов, чем охотник.
— Рыбачите в Мирамиши, — с одобрением в голосе сказал Бак. — Машиас. Деннис.
Во всех этих реках водится лосось. Рыбачить в них — рыболовный эквивалент ослепительно белой кухни, знак принадлежности к элите. Ловить окуня — занятие чисто пролетарское. Ловить форель — занятие респектабельное, оно говорит об общественном статусе, особенно когда выезжают с детьми и сезон лосося еще не наступил; но в высших рыболовных кругах штата Мэн «рыбой» признается только атлантический лосось. Правда, я еще тот рыболов. Более того, шутки, которые часто отпускают по поводу рыбацких рассказов, далеко не шутка для того, кто, подобно мне, растратил миллионы часов своей жизни, до одурения слушая бесконечные разговоры про реки, удочки, лески, крючки и наживки.
— У меня был жуткий день, — сказала я. — Наверное, отец вам говорил.
У Шейна была привычка, улыбаясь, слегка наклонять голову, словно он отвечал «да» на какой-то совершенно особый интимный вопрос, истинного значения которого, кроме него, никто никогда не понимал.
Глядя на его улыбку, было почти невозможно сохранить ясность мыслей, однако мне это хоть с трудом, но удалось.
— Могу я попросить вас отвести Винди наверх, пока Рауди будет обедать? Я не могу его кормить если рядом другая собака. Где Клайд?
