Миссис Уиллард сидела за письменным столом из мореного дуба. На ней по-прежнему было то же самое платье из искусственного шелка красно-зеленых тонов, что и вчера. Оно выглядело как любой другой наряд, который не снимали всю ночь. Сама мисс Уиллард выглядела ничуть не свежее своего наряда. Она давно перестала рыдать. Платок, превратившийся вчера в мокрую тряпочку, валялся скомканный в углу кушетки. Он совсем высох, часов десять минуло с того момента, как она, отбросив его, поднялась по лестнице наверх, на этаж выше. Ее обычно спокойное состояние ума пришло в страшное возбуждение от одной лишь мысли, что Альфред находился там, за этой дверью под номером восемь. Охватившее ее сильное возбуждение высушило ее слезы. Потом она уже не могла больше плакать, она выдохлась. Она вернулась к себе в квартиру и села опять на кушетку, время текло медленно, но все же текло.
Часов в девять утра она подошла к письменному столу и позвонила брату Альфреда. Эрнест Уиллард жил в Илинге. Эрнест работал чиновником в адмиралтействе. Миссис Уиллард с трудом и очень медленно наконец сообразила, что Альфред мог быть у брата. Она набрала номер, трубку взяли сразу после первого же звонка. Она услышала голос Эрнеста, очень похожий на голос Альфреда, но более низкий. Сходство усиливалось благодаря четко различимому раздражению.
– Да, Альфред здесь. Мы как раз собираемся выходить, на самом деле мы уже выходили. Лучше будет, если вы позвоните ему в офис.
Миссис Уиллард проговорила холодным безразличным голосом.
– Я не могу, Эрнест. Он должен вернуться домой. У нас кое-что случилось. Передайте ему, что мисс Роланд убили сегодня ночью, – желая прекратить разговор, она уронила трубку с глухим стуком на рычаг.
После этого она долго и неподвижно сидела в своем помятом платье и с растрепанными волосами. Краснота, покрывавшая ее лицо, сменилась восковой бледностью.
Мистер Уиллард стоял и смотрел на нее. На какой-то миг она показалась ему женщиной, которую он никогда прежде не видел. Но затем его собственные пережитые волнения и муки стерли это впечатление, и он увидел перед собой прежнюю Амелию, ту саму Амелию, которая была всегда так добра к нему, которая ухаживала за ним, когда он болел, Амелию, на которой он уже был женат двадцать лет. Спотыкающимися неровными шагами он подошел к ней, затем упал на колени, уронив голову на грудь, и разрыдался как ребенок, потерявший свою любимую игрушку. Его сухая бездушная аккуратность исчезла, он начал говорить простыми ясными словами, которые то и дело прерывались всхлипываниями.
