Она взглянула на часы. Но когда же появится Жиль? Было что-то без двадцати, без четверти семь. Она не должна забыть зажечь газ под пароваркой, иначе у Айви будут неприятности. Жиль уже отсутствовал около четверти часа.
Вдруг зазвонил дверной звонок, она побежала открывать. Распахнув дверь, она увидела на пороге Агнесс Лемминг, рядом с ней стояла большая коробка, которую она, видимо, поставила на пол для того, чтобы позвонить. Подняв коробку. Агнесс прошла в небольшую переднюю – голова гордо поднята, щеки раскраснелись. На ней был старое фиолетового цвета пальто и юбка, но чем-то она не походила на прежнюю Агнесс, она как будто помолодела, от нее исходили почти осязаемые волны энергии и решимости.
– Вы одна? Могу я поговорить с вами? Мне нельзя задерживаться. Я зашла на минутку.
В своем состоянии Меада лишь была благодарна ей за это. К тому же по своей природе она отличалась доброжелательностью.
– Тети Мейбл нет дома, а Айви ушла за почтой. Что случилось? Вы не зайдете?
Меада закрыла дверь, но Агнесс не двигалась с места. Она произнесла сдавленным голосом:
– Мне нельзя задерживаться. Моя мать может вернуться в любой момент. Вы не сделаете для меня небольшое одолжение? Вы не подержите эту коробку у себя до послезавтра? Только ничего никому не говорите о ней.
Подобная просьба в устах Агнесс выглядела, по крайней мере, необычной. Чуткая Меада отозвалась слегка изменившимся голосом.
– Да, конечно, подержу.
Агнесс явно колебалась.
– Наверное, это вам покажется… странным, необычным. Но мне некого больше попросить, а вы всегда были так любезны со мной.
Она чуть помедлила, затем, внезапно решившись, сказала то, что вовсе не намеревалась говорить.
– Моя кузина Джулия Мейсон подарила мне несколько изысканных нарядов. Я хочу надеть их послезавтра. Знаете, я выхожу замуж.
Эта новость так поразила Меаду, что она слегка вскрикнула от изумления. Когда волна удивления спала, ее душу затопили искренняя радость и доброжелательность. Она привстала на носки, обхватила Агнесс руками за шею и поцеловала.
– О, Агнесс! Как это приятно! Я рада, очень рада за вас!
– Только никому не говорите. Никто не знает, моя мать не знает. Я не могу сообщить ей раньше срока. Я не хочу рассказывать об этом никому.
– Я никому ни слова. Вы же меня знаете. Так кто он? Вы сами счастливы?
Агнесс улыбнулась. Улыбка была такой знакомой и вместе с тем незнакомой, какой-то изменившейся. Счастливым, оживленным голосом она ответила:
