– Но я то не могу себя объективно оценивать. В некоторых случаях. Вот и настаиваю на своем. Это логично.
– Нет тут ничего логично. Если я в споре с кем-то не могу найти аргументов против, то я соглашаюсь.
– А я нет.
– Это мне и непонятно.
– Тебе не приходило в голову, что если ты не можешь найти аругментов против или за, или не знаю каких там еще, то это совсем не значит, что их нет. С тобой никогда не бывало так, что доказательства не находятся, но уверенность в том, что они в принципе есть, остается. Тебе не кажется, что может быть так, что прав именно тот человек, у которого не нашлось прочной базы под свою гипотезу, а не тот, у кого такая база есть.
– Глупость какая-то.
– Не глупость, а интуиция. Тоже мне, психиатр. Ты же имеешь дело с непознанной материей, ты каждый день бродишь наугад, ведь никто еще не доказал, что есть суть психического заболевания.
– Как это? – опешил Лешка, – как это не доказал? Ты хочешь, чтобы я прочитал тебе лекцию?
– Ой нет, избавь от этого. Но если найдена суть, то почему по-прежнему так много психов?
– А почему ты не спрашиваешь – как добраться до Солнца? Ты же знаешь, что оно есть. Ты можешь им управлять?
– Не могу.
– Вот и тут то же самое. Причины куда сильнее следствия, с которым мы худо бедно боремся.
– Божественный замысел?
– Ага, ошибка программирования. Хочешь поговорить об этом?
– Да ну тебя. Давай лучше купим диван?
Лешка сделал круглые глаза, закатил их, сделал вид, что рвет на себе волосы, и в следующее мгновение уже закрывал за собой кухонную дверь.
* * *
Вечером ему надо было уехать по делам – навестить сестру, сбыть с рук посылку, взять у все еще не оправившейся Ларисы какой то редкий справочник и отдать нужному человеку деньги за помощь в подготовке моих документов.
Я решила в это время встретиться с Гришкой и еще раз пересчитать наших баранов. Гришка на встречу пришел не один, а вместе с Наумом. Глазами показал мне, что никак было не отвязаться от прилипалы. Наум по своим каналам развил бешеную деятельность и с восторгом выкладывал нам ту информацию, которую сумел найти. Нашел он, впрочем, негусто. По большей части он вываливал на нас свое, личное.
– Ира – это загадка! Это женщина, полная тайн, недомолвок. И даже, – понижал он голос до хрипловатого шепота, – опасная женщина.
На лицо Наума падали отблески от стоящей на столике свечи. Свет и тень живого огня преображали рафинированную, подчеркнуто богемную личину Наума. В его облике проявлялось что-то дикое, первобытное. Тщательно вымеренная щетина подчеркивала тяжесть подбородка, в глазах плескалась ярость преследователя, взявшего след. Правую его щеку украшал то ли порез, то ли царапина, слегка подретушированная тональным кремом.
