Аканке улыбнулась.
— Не надо меня дразнить. Ходит упорный слух, что мой отец скоро станет начальником штаба нигерийской армии. А еще есть мнение, что я выйду замуж за сына одного крупного политика.
— Зачем вы приехали ко мне? — спросил Харден.
— Вы — мой пациент. Судя по всему, вы не поправились до конца.
— Поправился.
Она нахмурилась, сомневаясь в его словах.
— Вы считаете, что, ударив капитана Огилви, получили облегчение?
Харден улыбнулся, чтобы успокоить ее.
— Нет, — сказал он, — это была ошибка.
— Я рада, что вы это понимаете.
Да, он это понимал. Не капитан Огилви погубил его жену. Даже убив его, Харден не смог бы погасить свою ярость.
Пока Огилви работал в своем саду в Хэмпстеде, пока доктор Аканке везла Хардена по Дорсету, чудовище разгуливало на свободе, в очередной раз огибая Африку. И капитан, считавший, что управляет им, на самом деле был его пленником.
Она никогда не встречала врача, похожего на него. Он говорил, что не занимался хирургией, но проводил операции с решительностью и храбростью опытного хирурга, напоминая ей отца. Но ее отец был нигерийским солдатом из племени йоруба, а этот человек — белым американцем. У Ажарату появилось предчувствие, что она удачно придумала, решив через месяц отправиться домой.
Она ловила себя на том, что замечает самые странные вещи: то, что он, улыбаясь, не показывает свои зубы; его звучный голос; то, как откидывает он волосы со лба, склонившись над книгой.
Его способность к самоуглублению была гигантской. Ажарату стояла над ним, ее тень уже несколько минут лежала на странице книги, а Харден ничего не замечал. Он лежал на траве в саду госпиталя, окруженный книгами и журналами. С тех пор как они вернулись из Лондона, он проводил много времени, читая книги о кораблях и кораблевождении. Харден заявил, что это терапия. Раз в день они разговаривали в течение часа. Харден отказался встречаться со штатным психиатром больницы, но на вопросы Ажарату отвечал откровенно и честно и несколько раз благодарил ее за то, что она помогла ему наметить перспективы на будущее.
Харден говорил, что чувствует себя гораздо лучше, и она верила ему. Его гнев, казалось, прошел, исчез, как будто никогда не существовал. Он больше не огрызался на людей и не смотрел в пространство пылающими глазами.
Ажарату пошевелила пальцами, так что тень на странице приняла очертания птицы, машущей крыльями, и Харден наконец поднял голову.
— Привет!
Ажарату спросила:
— Может, пройдем в мой кабинет?
