– Теперь я убежден, – глухо произнес Лерметт. – Как ни в чем другом. Я задал тебе загадку, и ты разгадал ее единственно верным способом… и это горько.
Аннехара согласно склонил голову. Что же, Нерги, ты оказался не тем, кем я тебя считал – но хотя бы возможности испытывать стыд у тебя не отнять. Спасибо и на том. Ты прав, Дурная Колючка. Владеть теми, кого ты столько лет называл друзьями, и вправду горько. Это такой ошеломляющий стыд, что его горечь ничем не смыть, никогда.
– Повелевать тем, кто считал тебя другом, всегда горько, – отрезал великий аргин. – Пожалуй, даже горше, чем подчиниться бывшему другу.
– Чтоо? – Глаза Лерметта потемнели от гнева почти до черноты, рот сделался жестким, словно иссеченным из камня.
– Оставь, – протолкнул сквозь стиснутые зубы великий аргин. – Пустое. Меня наигранным гневом не проймешь. Я на своем веку и не такого навидался. Хватит ходить вокруг да около. Степь умирает – а значит, ты победил. Скажи, когда ты собираешься взять народ степи под свою руку, и довольно.
– Наигранным, говоришь?! – Лерметт резко, толчком выдохнул. – Да меня в жизни еще так не оскорбляли!
– Чем же это? – ехидно поинтересовался великий аргин. – Тем, что помешал тебе и дальше прикидываться, как это водится у послов?
– Я и в бытность свою послом не прикидывался, – холодно возразил Лерметт. – Просто обычные послы не позволяют себе выказывать гнев, а я не позволял себе его испытывать, только и всего. А сейчас позволил… и прошу прощения за свою несдержанность. – Он овладевал собой с усилием настолько явным, что Аннехара впервые усомнился в своей правоте. – Нет, подобным предположением меня не оскорбить.
Он снова выдохнул, быстро и нетерпеливо.
– Меня за мою недолгую жизнь принимали за кого угодно… но еще никто не посмел посчитать меня огиери!
Огиери… отчего так больно слышать это слово из твоих уст, Нерги? Оттого, что никто из жителей заречья не знает, что оно значит? Вот как долго ты пробыл среди нас – ты даже знаешь, кто такие огиери. Духи убитых детей или юродивых. Они могучи, как любой дух – но они умерли, не обретя разум, и уже никогда ничему не научатся и ничего не поймут. Нет хуже, чем выпустить на волю огиери. К ним не то, что взывать бесполезно – их даже не умолишь прекратить делать то, что они делают. Проси, не проси, они тебя не поймут. Огиери в состоянии разбить тебе голову просто ради удовольствия послушать, как трещит твой череп, а потом забыть о тебе и заняться пролетающей птицей – она ведь тоже красивая. Ты знаешь, кто такие огиери, Лерметт… знаешь, как один из нас… но разве я назвал тебя так?
