- У местных гайяистов есть один большой плюс, - сказала она хефну позднее, когда все разошлись по домам, а Лекси заснула. - Они бывшие эфраимиты и умеют устроить первоклассный пир из того, что бог послал. Боевой дух моабской миссии высок, как никогда.
Пэм сидела на стуле с высокой спинкой, Хамфри устроился на койке рядом с Лекси (ему сидеть на таком стуле было практически невозможно), прижимая к волосатому туловищу круглую стеклянную кре-манку с пирогом и держа раздвоенной лапой ложку на длинной ручке. Он поделился лакомством с Лекси и Пэм, но две трети съел сам.
- У гайяистов Моаба есть повод веселиться без устали, - мягко сказал он. - Это земля, которую они обжили, место, где Гея недвусмысленно являет себя. Истинный Иерусалим, и они это знают. - Хамфри последний раз провел ложкой по креманке и поставил ее рядом с собой. - Как тебе удалось найти Лекси Оллред?
Пэм подробно описала свой сон.
- Лекси не знала, куда ее везут, - закончила она. - Она задавала сопровождающему этот вопрос, но он не отвечал. Джаред знал, каноник знал, РоЛейн думала, что знает. А Лекси не знала. Поэтому во сне я либо прочитала мысли Джареда и каноника, либо как-то заглянула в будущее…
Рассказывая историю освобождения Лекси, она смотрела, как девочка посапывает, но, уловив внезапное движение, тут же открыла глаза. У кровати замер Хамфри. Каждый волосок на его теле стоял дыбом. Большие плоские глаза были устремлены на Пэм.
- В чем дело? - спросила она и тоже встала.
Хамфри издал звук, какого она никогда от хефнов не слышала, -высокий и гулькающий, поразительно чуждый человеческому. Его руки описывали круги. Лекси проснулась.
- В чем дело? - испуганно спросила она. - Что случилось?
- Ничего не случилось, маленькая Лекси, - высоким сдавленным голосом сказал Хамфри. - Все хорошо. Все чудесно! - и, словно опомнившись, сел.
Разумеется, Лекси не заснула. У нее болела рука, ей требовался лед, таблетки и питье, но больше всего ей нужно было, чтобы Пэм расправила ей простыню, подоткнула одеяло и вообще утешила. Когда веки девочки затрепетали и наконец сомкнулись, Пэм снова повернулась к Хамфри, готовая напомнить ему о тишине, но хефн уже успокоился. Шерсть улеглась, обе руки он держал перед собой - жестом умиротворения. И заговорил он хриплым шепотом:
- Я буду вести себя тихо, моя дорогая. Но сказанное тобой наполняет меня радостью. Ведь твой душевный кризис спровоцировал трансформацию.
