Самсонов, понятное дело, не проходил весь тот творческий «запой», который он пытался имитировать перед Вилмой. Все обстояло значительно проще и на первый взгляд вполне невинно.
Разъезжая по российской глубинке посланником европейской моды, сварганенной где-то под Варшавой, Самсонов ни о каком творчестве и не помышлял. Забот и без того хватало. Города сменяли один другой как в калейдоскопе. Иной раз сразу и сообразить не мог, где находится: названия пунктов назначения запоминать не успевал. Однажды он оказался в Угличе. Как обычно, позавтракать негде, кофе только бочковой. Пока Микис с тоской созерцал незатейливый ассортимент привокзального буфета, туда уже начали подтягиваться местные алкаши.
«Да-а, замечательно. Все тридцать три удовольствия – протухший буфет, все загажено мухами и ни одного трезвого слова с утра. Денежки просто так не даются. За ними иной раз и по помойкам надо побегать», – мысленно философствовал Самсонов.
– Слышь, мужик, помоги здоровье поправить, – вдруг услышал он возле себя традиционное причитание.
– Пошел бы лучше работать, чем побираться здесь, – оборвал просителя Микис и собрался уходить.
– А я не побираюсь. Вот купи картинку за двадцать рублей, – сказал алкаш и вытащил из-за пазухи сделанный маслом, причем очень профессионально, этюд.
Самсонов оторопело посмотрел на картинку и спросил:
– Откуда у тебя это?
– Сам рисую. Я, между прочим, настоящий художник. Учился в Ленинграде.
Короче, берешь? – заискивающе спросил «синяк».
Перед Микисом стоял совершенно опустившийся человек без возраста: длинные волосы и борода абсолютно дезориентировали в годах. Ему могло быть и 35, и 55 лет. Если приглядеться, в лице можно было уловить остатки стирающегося интеллекта, который угадывался в очень грустных глазах, во все понимающем и в то же время отрешенном взгляде. Приезжие были основной статьей дохода этого несчастного. Свои картинки он мог предложить только на вокзале, так как в самом городе они и даром никому нужны не были.
– Пожалуй, возьму, – обрадовал коллегу Самсонов, у которого в голове зрела какая-то, еще несформировавшаяся, но очень ценная мысль, подтолкнувшая продолжить этот разговор. – А много у тебя таких этюдов?
– Да полно всего, – неопределенно ответил художник.
– Может, покажешь?
– Покажу. Отчего же не показать. Я здесь недалеко живу. Хочешь, пойдем сейчас.
Я только поправлюсь немного, и пойдем.
Без слов бывший художник подошел к буфетной стойке, буфетчица налила ему обязательные сто граммов, он расплатился, выпил и жестом пригласил Самсонова следовать за ним.
