Колодец еще утром разложил товар Шпындро, рассортировал и приготовил к сдаче, один пакет для маляра из автосервиса, другой для перекупщицы из продмага по прозвищу Гречневая. Ох и люди! Колодец еще приноравливался к маневрам обогащения, когда Гречневая меняла пятую, не то шестую машину. Откуда прозвище? Ах, Мордасов, ах Александр Прокопыч, святоша непонятливый. Четыре года назад нехваткой аж за версту разило, сейчас сама Гречневая пропиталась пиететом к Колодцу - внушил ей играючи малоупотребительное словцо: ты ко мне пиететно и я к тебе, Гречневая! Мог бы пиджак лакостовый Настурции отписать, все ж коллега, дак нет, следую уговору - тебе первой на просмотр самое-самое. Ну уж и ты поспешай, ответствуй взаимностью. Свела их Настурция, предварительно сообщив: "Гречневая - баба крутая, не переусердствуй, ее сама мафия привечает". Какая мафия? не утерпел Колодец, тогда еще Саня Мордасов. Не в кино, чай, да вроде и не в Палермо, не надо парить, Настурция! Притыка скользнула глазом по начинающему обогащенцу ласково и жалостливо. Какая? Городская! Московская! Серьезные люди. Почтенное общество. Настурция попала в точку случайно или уж подзабыв, как слышала в кинозале о холодноглазых, лысоватых мужчинах средних лет, что прели в пиджаках при галстуках под палящим солнцем Сицилии.
Гречневая почему? Лениво пробурчал тогда еще не Колодец в приступе любопытства. Настурция пользовалась прелестью многознания быта проныр-жуликов. Гречневая почему? Захожу как-то в продмаг - шаром покати в зале, а мне подруга наказала пакетик гречки организовать, поросенка фаршировать или другая нужда, не припомню. Я Томе, значит, излагаю проблему. Гречка!
Бац! Смотрю тащит в подсобку, а там клети железные полны под завязку гречкой. Бери, говорит, сколько влезет. Я беру, а самой любопытно, гречку-то зачем заныкивать, не утерпела, гречка-то пятьдесят шесть коп кило, дешевка, неужто из нее можно лишек выжать? Чего, говорю, гречку не держишь в торговом зале, не икра поди?
Тома глянула прозрачно, потянулась, накладные карманы на белом халате прилипли к ляжкам и просвечивают в них сквозь тонкое полотно разноцветные денежки. Видишь ли, Настурция, на любом рынке в области пакет ядрицы за два эр с песнями отлетает, сейчас ко мне ребята заскочат на жигулях, так вот эта клеть о двустах пачках, как дитя в приноровленную колыбель, ссыпается и задремывает в багажнике, будто его и предназначили гречку перевозить, все двести пачек одна в одну. Ребятам крупу сдам по полтора рубля, а они толкнут по два, клеть перегрузить минутное дело: мне две кати, будто думки на полати, всегда кстати... Гречневая похлопала по набитым деньгами карманам. Вскоре зашел человек, сумеречный и важный. Гречневая отдала ему деньги, выгребла из карманов не считая, усмехнулась при себе чего держать; на вопрос в глазах Настурции с придыханием и отнюдь не шутейным ужасом бросила вслед уходящему мужчине, убедившись, что оцинкованная дверь за ним захлопнулась:
