– Вон та ветка достаточно суха, как по-вашему? Я думаю, стоит попробовать.
Лёнька молча пожал плечами. Он, видимо, боялся, что я смеюсь над ними.
Но Алька спросил, какой я оставлю знак.
– Я воткну в землю твой кинжал. Можно?
Он кивнул и протянул мне своё оружие.
– Если найдёте клад, скажите мне, хорошо? Всё-таки интересно…
Я объяснил ребятам, где живу. Лёнька спросил, который час, и заторопился домой.
Я вернулся к себе и открыл ящик письменного стола. Здесь среди каких-то гаек, мотков проволоки и старых радиодеталей от разобранных Николаем приёмников валялся серебряный рубль с потёртым портретом Николая Второго.
Двенадцати часов я, конечно, не стал дожидаться, а сразу пошёл на старое место. Там, недалеко от выкопанной ямы, я зарыл монету и воткнул в землю Алькин кинжал.
Проснувшись утром, я взглянул в окно, ожидая увидеть там, как обычно, белый георгин, но вместо головки цветка увидел две головы моих вчерашних знакомых. Поспешно одевшись, я открыл окно.
У Альки загадочно блестели глаза. Потемневший от земли клинок торчал у него за поясом.
– Ну, нашли клад?
– Клада не нашли, – мотнул головой Лёнька. – Только вот…
Алик перебил его:
– Одну деньгу нашли. Большую.
Я приготовился удивиться и внимательно разглядывать знакомый мне рубль. Лёнька вынул из кармана руку и протянул на ладони… большую медную монету. Я удивился по-настоящему.
– Где вы её откопали?
– Где кинжал был. А что?..
Не было, конечно, ничего странного в этой находке. Просто удачное совпадение.
– Она очень старинная? – с надеждой спросил Лёнька. Я вертел в руках тяжёлый кружок из позеленевшей меди. На лицевой стороне монеты был выбит вензель Екатерины Второй, на обратной шла по кругу надпись: «монета сибирская». Два соболя, став на дыбы, поддерживали щит, на котором виднелись полустёртые буквы: «десять копеек». Внизу стояла дата: 1771.
– Старинная ли? Как тебе сказать… Времён Пугачёва. Слышал про него? Впрочем, лезьте в комнату, только осторожнее.
Я сел на кровать. Мальчишки расположились с двух сторон, и я рассказал им, что знал про те времена.
Восстание Пугачёва было для Лёньки событием глубочайшей древности. Свою находку он считал настоящим сокровищем.
– Может, её сам Пугачёв держал в руках, а? Ну ведь может же быть? – допытывался он. Я не стал его разочаровывать.
Алик сидел, болтал ногами и вмешивался в разговор. Его не интересовала «научная ценность» монеты. Он просто радовался удачным раскопкам.
