С оглядкой и осторожностью выполз он из пуньки в светлый, спокойный двор. Миновал его и бросился в хату. И уже в сенях, его ноздрей коснулся сладковатый пороховой смрад. В комнате, на свету окон, еще висело сизое облачко дыма. Миновав переднюю, Ромка вбежал во вторую комнату, чтобы пожаловаться и по-своему рассказать бабе Люсе о случившемся с ним происшествии..
И не сразу понял, что к чему: ему показалось, что баба Люся спит, упав головой на стан. Лицо ее была повернуто вбок, рука вместе с зажатым в пальцах челноком свисала почти до самого пола. Она сидела на табурете, одна нога которого находилась в лужице чего-то непонятного. Ромка приблизился, обошел бабушку Люсю с другой стороны — а лучше бы не обходил — и увидел ее глаза, откуда смотрела на него смерть. Мал был Ромка, несмышлен в жизни, а и он почувствовал, что в мире, кроме него, деда Александра, мамы Оли, Тамарки, есть еще нечто такое, от сближения с которым душа начинает каменеть.
Еще за много лет до его появления на свет один странный человек дал людям простой совет: на солнце, и на смерть нельзя смотреть в упор…
Ромка отвел глаза и увидел собравшееся гармошкой серое полотно, по которому вразброс шли малиновые пятна. В одном из них поблескивала стреляная гильза..
Он протянул руку, чтобы в последней надежде попробовать разбудить бабу Люсю, но тут же отдернул руку — пальцы натолкнулись на деревянную твердость. Волчонок издал глуховатый вскрик.
Волчонком овладевало безраздельное одиночество. И в этот отчаянный миг ему необходимо было хоть какое-нибудь живое существо, способное разделить с ним случившееся. Он вспомнил, что в другой комнате висит зыбка с маленьким Борькой, и стремглав бросился из смертью отмеченной комнаты в переднюю и подбежал к детской кроватке.
Накидка, которой мама Оля накрывала люльку от мух и комаров, теперь валялась на полу, с отчетливо отпечатавшимся следом человеческой ноги. Сквозь ивовые прутики, которыми были забраны боковины зыбки, Ромка глянул на Борьку — бегло, ожидающе — и не нашел в нем признаков жизни. Голова ребенка раздавленной журавиной выглядывала из тряпья, от которого тоже исходили запахи пороховой гари. Ромка хотел как-то отвлечься и повел взглядом поверх люльки, и увидел на стене застывшие ходики — они молчали, словно испустили дух. Даже мухи, обычно вовсю бесновавшиеся, и те, облепив печку, притихли.
Его затошнило, и в груди стало томно и, чтобы не упасть, он подбежал к кадке с водой и обмакнул в нее голову. Он ощущал, как в нее втекает что-то необлегченно тяжкое, непосильное и очень горячее.
