– Превосходно, а что вы ожидаете от меня в данном случае, месье?
– Я хочу, чтобы вы присмотрели за ним, месье Нестор Бюрма. И в случае необходимости помешали ему снова взяться за старое. Я прошу вас быть его телохранителем, вот чего я хочу от вас. Вы ведь состояли в этом ранге при Грас Стендфорд. Будьте же им при Тони Шаранте. Телохранителем особого рода.
Я допил свой стакан и как бы поставил точку в конце его речи. Потом, прокашлявшись, сказал:
– Гм... Не могли бы вы устроить мне встречу с Тони Шарантом? Я хотел бы иметь представление о человеке, прежде чем говорить о чем-либо. У нас, частных детективов, имеются свои маленькие капризы.
* * *
Бунгало, расположенное в конце парка резиденции Монферье, которое продюсер предоставил в распоряжение своей кинозвезды, представляло собой кокетливое и нарядное строение, потонувшее в цветах от самого основания до декоративной трубы. Оно находилось неподалеку от теннисного корта и бассейна, а столетние деревья скрывали его от глаз людских.
Я тотчас же узнал его, этого господина Тони Шаранта. Детектив есть детектив. Он был один, это ограничивало возможность ошибки, но все же. Черты его лица были мне знакомы, поскольку я их видел совсем недавно и не у входа в кинотеатр, а совсем в ином месте, и это было связано с только что происшедшей драмой. А если точнее, то с сентиментальным архивом Люси Понсо, где его фотография с нежным посвящением лежала в куче других таких же.
Когда мы появились, актер читал, лежа на диване, одетый в очень короткие шорты, которые едва прикрывали его бедра. Он читал или делал вид, что читает, так как молодой шумный пес не мог не предупредить своего хозяина о нашем приближении. Не исключено, что некая мизансцена – профессия обязывает – имела тут место. Из-под поспешно положенной диванной подушки торчало что-то больше похожее на подол юбки, чем на шахматную доску, хотя ткань и была в клетку. Мягкая музыка струилась из радиоприемника, комбинированного с телевизором.
Согласно нашей договоренности, Монферье представил меня под именем Артура Мартена, приписав мне, не знаю уж какое, занятие в кинопромышленности.
Тони Шарант не обладал особой грацией. Он начинал толстеть. Привычка по требованию выражать самые различные чувства создала ему такую подвижную маску, что она стала непроницаемой. Разгадать его мысли, – допуская, что они у него были, – пустой номер! В общем и целом, вопреки ослепительной улыбке, которой он нас одарил, от знаменитого актера разило ужасной скукой, что представляло некоторую опасность для бывшего наркомана, обладавшего материальными возможностями удовлетворить свою страсть, если на него снова накатит такое желание.
