— Держите! Мои!..
По транспортеру ползли два пузатых чемодана. Антон ловко подхватил один из них. Второй поймал Езерский. Все трое сразу направились к выходу. У дверей Каретникова вроде бы с сожалением посмотрела на подаренные Зубениным тюльпаны и вдруг сунула их в урну.
— Не любите цветы? — спросил идущий следом за ней Бирюков.
Даша оглянулась:
— Ужасно люблю! Только не от всех принимаю.
Уложив чемоданы в багажник, Езерский открыл дверцы «Волги». Антон вежливо усадил Каретникову на переднее сиденье, а сам устроился на заднем. Едва машина тронулась с места, Даша улыбнулась Езерскому:
— Вы не представляете, как меня выручили! Ричард такой прилипчивый тип, что, если бы занес мои чемоданы в квартиру, вряд ли бы удалось его выставить за дверь.
— Как он догадался, что вы этим рейсом прилетаете? — словно ничего не зная, спросил Бирюков.
— В поездке капитально пролетела с деньгами, возвращаюсь без копейки. Последний рубль истратила на телеграмму этому прилипале. Ричард давно ко мне мылится, только зря время теряет. Не могу терпеть прилипал.
— А меня терпите? — не отрывая взгляда от дороги, улыбнулся Езерский.
— Валентин Александрович, ну что вы говорите…— вроде бы с упреком протянула Даша. — Вы ведь не прилипала. Это я сама к вам липну. Не сердитесь, что в племянницы напросилась?
— Чего сердиться? По возрасту я и впрямь для вас старый дядя.
— Достоинство мужчин определяется не возрастом.
— Чем же?
Даша кокетливо погрозила пальцем:
— Так и скажу… Впрочем, а почему не сказать? Мне — без вранья, — у мужчин нравятся ум, порядочность, красивые волосы и модные туфли.
Езерский засмеялся:
— Ум, порядочность, волосы — понятно. Но туфли разве так уж важны?
— А как же! В человеке все должно быть прекрасным. Это еще Чехов классически сказал.
— Читаете классиков?
— Я вообще люблю читать. У меня от «Агрессора» полная стенка книг осталась. Много скучного, но есть и ничего.
— Что, например?
— Например, восемь томов Жорж Санд. Такая любовь — закачаешься!
— Нравится любовь?
— А как же! На ней жизнь держится.
— Кто такой «Агрессор»?
Даша поморщилась:
— Старый маразматик. В прошлом году умер.
— Родственник?..
— Седьмая вода на киселе.
— Люба, а как вас зовут? — внезапно спросил Езерский.
— Дашей меня… Ой… — Каретникова зажмурилась. — Вот проклятый самолет! До сих пор как у контуженной в ушах звенит.
Езерский коротко глянул на нее:
— Не понял…
— Соврала прошлый раз насчет Любы. Вначале думала, что вы прилипала, и ляпнула имя от фонаря. А потом, когда разобралась в вашей порядочности, что было делать?.. Пришлось врать по инерции. Простите, Валентин Александрович, больше такой глупостью заниматься не буду. Простите, да?..
