– Братка… – сумел выдохнуть Егор.
Старшой спрятал прихваченный у Лиха гребешок, похлопал младшего по руке:
– Молчи, не напрягайся. Слышь, Колобок! Может, надо отсосать яд из раны или еще что-нибудь сделать?
– Надрежь и выдави гной, – порекомендовал Хлеборобот, продолжая нарезать круги.
Иван пожалел, что нет спирта или хотя бы зеленки. Последовал совету каравая. Из ранки вытекла темная вязкая масса. Запашок стоял, будто кошка сдохла. Да, ефрейтору Емеле в каком-то смысле все же повезло, ведь Лихо могло впиться в него и другими пальцами, и притом не в руку. Тогда наверняка парень не выжил бы.
– Надо валить в город, – пробормотал Старшой. – Там хоть врачи или, как их, ведуны.
Он попытался оторвать брата от земли. Расслабленное тело казалось неподъемным. Иван растерялся.
– Заставь лошадь лечь рядом, балда, – сумничал Колобок.
Тяжеловоз беспрекословно выполнил команду Старшого, и ему удалось закатить Егора на спину кобылы. Потом она осторожно встала на мощные мохнатые ноги. Иван привязал к ней близнеца веревкой, припасенной в седельной сумке.
Взял повод, заскочил на жеребца. Колобок устроился на спине ефрейтора, выпустив из себя несколько ложноножек. Двинулись.
После того как Старшой вскрыл рану, самочувствие Егора улучшилось. Он ощутил в ватных руках и ногах тепло, задышал глубже, а еще частично вернулась способность управлять лицом.
Голова ефрейтора Емели покоилась на шее тяжеловоза. Перед глазами, которые так хотелось закрыть, медленно появлялись и исчезали деревья. Картинка убаюкивала. Парень отключился.
– Ты смотри, храпит! – умилился Колобок.
Иван улыбнулся:
– Жить будет.
Ехали медленно, чтобы Егор не сполз. Часа через полтора он очнулся и резко сел в седле. Каравай слетел на дорогу, заскакал, словно мячик, охая при каждом ударе о землю.
– О! Доброе утро! – обернулся Старшой.
– Пывет, – смог выдавить Емельянов-младший.
– Я из-за них дважды в муку распадался, а они! – послышался вопль обиженного Хлеборобота.
Егор попробовал оглянуться, но не преуспел.
– Ну, мы же не специально, – сказал Иван, останавливая лошадок. – Уйми красноречие. Придумал же – «в муку».
– Не придумал! – огрызнулся каравай, отряхиваясь. – Знали бы вы, как это страшно – решиться на рассыпание. Вдруг не соберешься обратно?
– Подожди, когда мы тебя заставляли рассыпаться?
– Ха! А в Лихе я, по-вашему, что делал? Цельным куском блуждал? Нетушки, я в крупу и по сосудикам. Загрязнил легкие и сердце. Тут супостату и крышечка.
