– Дружба Эми с этой женщиной, – продолжал Джилл, – всегда грозила неприятностями. Она была явно неуравновешенной. Кто угодно, кроме Эми, углядел бы это и стал ее избегать.
Хелен мысленно перекрестилась:
– Что ты, Джилл! De mortius[4]... Ведь они были подругами. Нельзя отталкивать друга, если у него, ну, скажем, эмоциональные проблемы. Когда Уильме того хотелось, она бывала очень обаятельной и занятной. Такой именно я предпочитаю помнить ее.
– Твоя память удобна и проста.
– И я хочу хранить ее такой. Ешь свой завтрак.
– Я не голоден, – раздраженно сказал Джилл. – Лично я готов порицать Руперта за всю эту историю. Он должен был наложить вето на поездку, как скоро возник этот проект. Две женщины, болтающиеся в чужой, нецивилизованной стране, – это против здравого смысла.
Для Хелен проект звучал соблазнительно. Ведь ее путешествия ограничивались вылазками в город за покупками, а летом – жизнью в Тахое. Жуя ломтик поджаренной ветчины, она слушала Джилла примерно так, как прислушиваются к рокоту волн, набегающих на берег, зная, что шум этот примерно одинаков и будет иногда чуть громче или тише, в зависимости от приливов, отливов и смотря по погоде.
Чаще всего шум поднимался из-за Эми. Потому Хелен слушала по привычке, без всякого интереса. На ее взгляд, Эми была унылым созданьицем, облеченным умом, по мнению брата, и красотой, по мнению мужа, а по сути, не имеющей ни того, ни другого. Хелен тоже часто удивлялась близости между Уильмой и Эми. Но удивлялась совсем другому, чем Джилл: почему волевая и энергичная Уильма тратила столько времени на эту мышку Эми?
Джилл переключил скорость:
– Я по-прежнему считаю, что американское посольство должно было связаться со мной из-за этого несчастного происшествия.
– Почему?
– Эми – моя сестричка-малышка.
– Кроме того, она взрослая женщина и у нее есть муж. Если она требует присмотра, пускай об этом заботится Руперт.
– Руперт не в силах урегулировать некоторые ситуации.
– Урегулировать что? – мягко спросила Хелен.
– Там наверняка надо принять какие-то решения, что-то сделать. Руперт слишком добродушен. А если бы там оказался я, то не стал бы нежничать с этими иностранцами.
– Дорогой, если бы там был ты, именно ты и считался бы иностранцем.
– Ты, наверно, считаешь, что сказала что-то ужасно умное?
– Всего-навсего правду.
– Похоже, ты напала на множество истин в последнее время, – криво усмехнулся Джилл.
– О! Я напала. Кое-какие из них огромны, какие-то – малы.
