– Мешает разговору? – удивилась Эми. – С кем?
– С американцем.
– Каким американцем?
– Тут один вертится в баре. У него, как говорят у вас, тоска по родине. Он из Нью-Йорка. Любит поговорить с американцами. Он не опасен. – Лифтер пожал плечами. – Никудышный человек.
Уильма и неопасный американец (смуглый молодой блондин в броской полосатой спортивной куртке) сидели за столиком в углу переполненного бара. Говорила Уильма, а молодой человек слушал и улыбался заученно-профессиональной улыбкой, лишенной тепла и интереса. Эми подумала, что он в самом деле выглядит не опасно. Наверно, и правда, таков для кого угодно, за исключением Уильмы. Два брака и два развода не научили ее разбираться в мужчинах; она была сразу и слишком подозрительна, и чересчур доверчива, агрессивна и уязвима.
Эми нерешительно пересекла бар. Ей хотелось повернуть назад. Но еще больше хотелось убедиться, что Уильма в порядке – не перепила, не возбуждена. "Тут ей не место. Завтра поедем в Куэрнаваку, как советует доктор. Там будет спокойнее. Без тоскующих по родине американцев".
– А, вот и ты, – громко и весело закричала Уильма. – Давай, давай, садись. Это парень из Сан-Франциско: знакомьтесь, Джо О'Доннел – Эми Келлог.
Эми подтвердила рекомендацию, слегка кивнув головой, и села.
– Значит, вы из Сан-Франциско, мистер О'Доннел?
– Точно. Только называйте меня Джо. Так все зовут.
– Мне почему-то казалось, что вы из Нью-Йорка.
О'Доннел засмеялся к небрежно спросил:
– Женская интуиция?
– Отчасти.
– Отчасти, может быть, из-за спортивной куртки? Я шил ее в Нью-Йорке у "Братьев Брукс".
"Братья Брукс", ври больше", – подумала Эми, но сказала:
– В самом деле? Как интересно.
– Давайте выпьем, – предложила Уильма. – Эми, дорогуша, ты выглядишь слишком трезвой. Ты трезва и взбешена. Ты постоянно бесишься. Только скрываешь это лучше, чем мы, остальные.
– Ах, перестань, Уильма. Я и не думаю беситься.
– Нет, бесишься. – Уильма повернулась к О'Доннелу и потеребила его рукав. – Хочется знать, с чего она взбесилась? Ведь хочется?
– Да все равно: и так, и так перебьюсь, – примирительно сказал О'Доннел.
– Наверняка хочется знать! Наверняка!
– Перебрали вы...
– Чуточку. Самую, самую, самую чуточку. Ну, решайте. Хотите знать, из-за чего она бесится?
– Ладно, выкладывайте, и кончим с этим.
– Она думает (Эми все время думает: отвратительная привычка), она думает, будто я покушаюсь на ее мужа и потому купила ему серебряную шкатулку.
О'Доннел усмехнулся:
