– Как была дилетанткой, так и осталась ей! – вытирая слезы фартуком, вскрикнула я в последний раз, вспоминая только что увиденный зловредный фантом.
Борщ меж тем потихоньку варился, распространяя аромат уюта, и я налила себе полную тарелку... На часах было четверть второго ночи. Я дула на борщ, а сестер Хвалынских все не было.
– Подзадержались где-то. Может, к утру приползут пьяные? – вслух размышляла я, глядя на кошку, которая нюхала воздух рядом со мной.
От грустных мыслей нас отвлек борщ.
– Куда же делись обе пьянчужки? – вновь задала я себе вопрос, пока мыла тарелку.
Кошка умывалась, благодарно поглядывая на меня. Похоже, борщ она ела в первый и последний раз, подумала я и пошла спать.
Уже прошла половина ночи и начало светать, когда я услышала шум мотора с улицы. «Подари мне ночь, Света», – внезапно услышала я... чью-то мысль. «Интересное предложение», – решала я, почти заснувшая на тот момент, и, сказав вслух: «Я подумаю» – проснулась.
В комнате было тихо, лишь кошка ворочалась и кашляла в моих ногах, но я уже не могла спать... Накинув халат, я влезла на стул и высунулась в форточку... Из-за облака на меня глядела луна, а под окном, показалось, остановился и стоит очень грязный «Бентли», на котором прошлый раз уехал Бобер... Но, приглядевшись как следует, я увидела обычный «УАЗ» и какого-то неинтересного человека в нем. Человек курил, зевая, и на Петра Мартыновича Чернова походил разве только мужской принадлежностью.
«Хроническое состояние любви не проходит, похоже, оно застряло во мне надолго, как бы не подавиться», – думала я, слезая со стула.
Услышав звонок в дверь, я не удивилась. Обычно так дребезжаще тыкала в кнопку звонка только Эвридика Юрьевна, когда была сильно на взводе и не могла сама открыть дверь.
– Бабки вернулись! – второпях открывая дверь, восклицала я. – Ну что? Где? А я...
На пороге стоял Петр Мартынович Чернов в своем светло-сером костюме в синюю клетку и улыбался, а когда вошел, то обнял меня по-хозяйски, словно я его жена или, к примеру, другая какая родственница.
«У меня к нему влечение? Ну почему у меня к нему так расположена душа, ведь это иллюзия, от которой за версту воняет дешевым пластиком!» – успела подумать я, пока он всасывал меня большим и мягким ртом.
– Чтобы понять мужчину, надо с ним поужинать, – сказала я, отстраняясь. – Будешь борщ?
– Уже поздно. То есть рано. Давай, – все-таки разрешил себя покормить Бобер. – Ты сексуальна. Я – плохой парень. – Поев, Петр Мартынович облизал ложку и, схватив меня за руку, посадил к себе на колени. Потом поднял и понес, о чем-то задумавшись, а я, боясь, что он меня сейчас уронит, томно предупредила:
