Вышел в прихожую Сталин, небольшого роста сухорукий грузин, тоже о чем-то переговорил с Каменевым. Двинулся было обратно во внутренние покои, но, заметив Раскольникова, приостановился, как бы подумав о чем-то, неспешно подошел к нему. Со Сталиным знаком был Раскольников через "Правду", приходил туда к Каменеву или Молотову, с которыми связан был еще по довоенной "Правде", доставлял им новости из Кронштадта, и всегда при их разговорах присутствовал этот молчаливый грузин. Он никогда ни о чем не спрашивал, не делал никаких замечаний, не давал указаний, Федор тоже его ни о чем не спрашивал, ни о чем не просил, хотя знал, что он имеет вес и влияние и в редакции газеты, и в ЦК.
- Как дела в Кронштадте? - спросил Сталин.
- Не хватает активных работников, - сказал Раскольников.
- Нас пятеро в партийном комитете. У каждого свои задачи - газета, партшкола, работа в Совете. Но сейчас главное - агитационная работа в частях, а на это сил недостаточ но. Главный агитатор у нас Семен Рошаль, мы его освободили от других обязанностей, он каждый день объезжает корабли, казармы, мастерские, оратор он прекрасный, но он один.
- Хорошо, - помолчав, сказал Сталин. - Пожалуй, я вам товарища Смилгу направлю. Опытный товарищ, старый партиец…
Подбежал Каменев.
- Все, больше ждать не можем. Едем! Еще найдем ли извозчика?..
Вышли на улицу. На Рождественской извозчиков не было. Перешли на Бассейную - и тут же, за углом, увидели свободный экипаж. Уселись - и Каменев успокоился, повеселел.
На улицах было немного народу, экипаж попался удобный, лошадь хорошая, ехали ходко, к редактору "Правды" вернулось обычное его благодушное настроение, он сделался разговорчив. Мысли его были направлены на предстоящую встречу с возвращающимися товарищами, с Лениным, ожидание этой встречи возбуждало его, и о возвращающихся, главным образом о Ленине, он заговорил:
- Представьте себе, они-таки проехали через Германию- чистая авантюра! Воображаю, какой вой поднимется в кадетской печати - завтра же, когда это выяснится для публики. Истинно, нужно быть Ильичем, чтобы на такое решиться.
- Как это им удалось?
- Понятия не имею! Увидимся с ними - узнаем.
Каменев помолчал. Потом засмеялся, вспомнив что-то веселое:
- Вы, Федор Федорович, кажется, не встречались с Ильичем?
- Нет.
- Что ж, приготовьтесь: вас ожидают сюрпризы. Ильич вас поразит. Вам, писателю, особенно полезно будет с ним познакомиться. Вы интересуетесь, насколько я могу судить по вашим очеркам о Робеспьере и Бабефе, историческими персонажами подобного типа. Чего же лучше? Ильич - уникальный объект для изучения. Его плохо знают, - Каменев опять рассмеялся. - Сказать вам, как мы встретимся? Я имею в виду себя и его. Мы старые друзья, не виделись много лет. Конечно, обнимемся. Но первыми его словами, обращенными ко мне, будет брань. Да, зубодробительная разносная критика. Бесцеремонная и бескомпромиссная.
