Раскольников не мог понять, говорил Каменев серьезно или ерничал, и чувствовал себя неловко, но слушал с жадным вниманием, удивляясь, что так говорил об Ильиче один из ближайших его соратников.
- Потому, - продолжал Каменев, - что мы в критические минуты больше доверяем другим, чем себе, тем, кто больше нашего уверен в себе, не знает сомнений. Сомневающийся вождь - нонсенс. А Ильич - вождь. И об этом я ему сегодня же скажу. Скажу, что в его лице в Россию возвращается вождь партии, с которым мы, может быть, и дойдем до социализма, - неожиданно закончил свою странную филиппику Каменев, с довольной и вместе лукавой улыбкой посмотрев на Раскольникова, на жену, снова на Раскольникова.
- Ты, Лев Борисович, как всегда, шутишь необдуманно,- недовольно заметила Ольга Давыдовна. - Чего доброго, Федор Федорович поймет тебя буквально.
- Федор Федорович все поймет, как надо, - веско возразил Каменев. - А касательно моей приветственной речи, увидишь, скажу слово в слово так, как сейчас сформулировал.
- Увижу. Может быть…
Они уже подъезжали к вокзалу.
Площадь перед вокзалом по обыкновению была многолюдна, тем не менее сразу бросились в глаза кучки людей с кумачовыми флагами и транспарантами явно подошедшие для встречи эмигрантов представители заводов и воинских частей. Было еще рано, и флаги и транспаранты не были развернуты.
4
В вагоне собралось человек двадцать работников Петербургского и Центрального комитетов партии. Со всеми вместе встречать эмигрантов ехала сестра Ленина Мария Ильинична, член бюро ЦК и ответственный секретарь "Правды", невыразительно одетая женщина средних лет с лицом фабричной работницы.
Не все сошедшиеся в вагоне знали друг друга. Пока знакомились, поезд тронулся. И тотчас завязался общий разговор, конечно, о том, каким же образом удалось эмигрантам проехать через вражескую Германию. Центром разговор а сделалась Александра Михайловна Коллонтай, вернувшаяся из-за границы недели полторы назад, именно она привезла с собой в Россию ленинские "Письма из далека". Она лучше других знала о положении эмигрантов и с живостью рассказывала о том, что ей было известно.
По возрасту Александра Михайловна была постарше Марии Ильиничны, но выгодно отличалась от нее моложавостью и свежестью своеобразного, с припухлыми губами, миловидного лица, элегантностью. Они сидели рядышком и на сторонний взгляд их можно было принять за богатую барыню и ее экономку.
Но и Александра Михайловна не имела ответа на вопрос, как удалось эмигрантам проехать через Германию. Точно известно было одно: российское правительство в этом деле не участвовало. Это всех беспокоило. Не пришлось бы расплачиваться политически за нетерпение, проявленное эмигрантами.
