– Ну да, – сказал я. – Наверное, знаю.
Она посмотрела на меня снизу вверх, в ее голубых глазах не было и следа обычной жестокости.
– Ты любишь меня, Блэйк? Любишь? Только честно.
Бет мне как-то раз задала этот вопрос. Я тогда не очень знал, как надо на него отвечать, и брякнул наугад. И ошибся. Но на ошибках учатся, я не собирался еще раз наступать на те же грабли. Если деваха задает тебе такой вопрос, ответ может быть только один. И вот что я вам скажу – если ответите неправильно, будут неприятности. Я открыл глаза и подмигнул ей.
– Ну конечно.
Мы немного пообжимались. А когда я уже начал заводиться, Сэл встала и куда-то пошла. Я смотрел, как ее ягодицы ходят вверх-вниз, а потом исчезают за дверью. Когда она вернулась, из гостиной стала доноситься тихая музыка.
«Endless Love», пел Лайонел Ричи и какая-то деваха[6].
Я смотрел, как она, тряся сиськами, возвращается в кровать. Вместо того чтобы залезть под простыню, она уселась на меня и стала разглядывать меня сверху. Мне открывался весьма нехреновый вид, и я начал двигаться под ней. Но ее потянуло на разговоры.
А когда Сэл тянет поговорить, она говорит.
– Тогда почему мы не уедем?
Я внимательно посмотрел ей в глаза в поисках какого-нибудь признака того, что она шутит. Или, может, я ее так долго и тщательно ебал, что у нее мозги повредились? С чего у нее вдруг безумные идеи? Мне очень хотелось узнать. Но я не мог спросить. Это, типа, может ранить ее чувства.
– Что с тобой? – спросил я вместо этого. – Мы не можем уехать.
– Почему?
– Ну, мы ж тут живем, вроде того. Всегда жили и будем жить.
– Но…
– Никто не уезжает из Мэнджела, Сэл. Это не вариант для таких, как мы с тобой. Есть куча всяких разных препятствий.
Она знала, о чем я. Все знали. Но я не хотел называть эти причины вслух. Никто не хотел.
– Ну, Блэйк! – закричала она, глаза горят, сиськи трясутся, на заднем фоне Лайонел завывает про то, что не может сопротивляться чарам какой-то телки. – Неужели ты не видишь? Как мы тут живем, а? Каждый день одно и то же. И не спрячешься. Все всех знают, блин. И все называют меня блядью. А теперь и тебя стали называть ссыклом.
– Этого больше не будет, – сказал я, типа, глубоким голосом и очень категорично. Почти как Клинт Иствуд.
– Почему? – спросила она, скрестив руки на груди и как-то странно глядя на меня.
Но я знал, что все будет продолжаться. На меня будут все так же наезжать, если только я не расскажу, что сделал с Базом. А я рассказывать не собирался. – Этого больше не будет, потому что… я просто докажу, что это неправда.
