– Ах, жаль ее богатство терять.
– Жаль, конечно, очень жаль.
– Так посоветуй же, отец мой, у тебя ум острый. Я тебе деревню подарю и сто душ в придачу. Или такой турецкий пояс справлю, хоть к королевскому двору поезжай.
– Мне деревня ни к чему, а пояс только давить будет: брюхо велико, даже святая веревка, которой я опоясываюсь, такое для меня наказание, что из-за нее я неминуемо на тот свет отправлюсь.
– Я тебе кабак открою, чтобы ты мог день и ночь круглый год пить там вино в свое удовольствие.
– Нет такого кабака в нашем государстве, который не был бы открыт для меня. Чужого добра никогда не жаль. А будь у меня свой кабак, чего доброго, я стал бы скупцом и не пользовался бы им.
– Значит, нет ничего, что могло бы тебя прельстить?
– В святом писании говорится, что один покаявшийся грешник вызывает в небе больше радости, чем сто праведников.
– Так что же?
– Стоит ли быть благочестивым, если мошенник к концу жизни пользуется таким почетом в небесах?
– Я что-то не понимаю тебя, отец мой.
– Лучше быть вольной птицей, шататься по деревням, чем лезть в райские кущи. Позволь мне, ясновельможный пан, жить по-своему. У меня свои расчеты.
– Значит, ничего не хочешь?
– Так будет лучше.
– Во всяком случае обещаю, что тебе ни в чем отказа не будет. Скажи мне только, как ты думаешь обмануть мою родственницу и изгнать иезуитов, если ты пренебрегаешь нечистой силой?
Квестарь почесал бородавку.
– Есть такие способы.
– Так говори же, а то я начинаю терять терпение.
– Я обращусь к святым, а они уберут кого нужно.
– Как же ты призовешь святых, они ведь духи бесплотные?
– Я кое-кого из них знаю, они мне по дружбе сделают.
Вельможа вскочил с сундука, внимательно присмотрелся к квестарю, перекрестился на всякий случай и быстро начал вышагивать по комнате.
Брат Макарий продолжал:
– В небесах-то теснота непомерная. Моим святым скучно, стоят они в задних рядах, и чтобы полюбоваться божьим видом, им приходится на цыпочки вставать. Они с удовольствием сойдут ко мне немного поразвлечься, потому что нет ничего хуже, чем ждать да догонять. За кубок доброго вина они могут оказать помощь.
– Да неужели в небе нет вина? – недоверчиво спросил вельможа.
– Есть, да сивухой разит: у них там бочки старые. Тут, приоткрыв дверь, всунул голову пан Тшаска:
– Я здесь, ваша милость.
Вельможа подозвал его и жестом указал на сундук в углу. Пан Тшаска, шаркая ногами, поспешил к сундуку и достал оттуда красный пояс чудной работы, затканный золотом и искусно расшитый полевыми цветами. Шляхтич держал его, как драгоценную реликвию. Вельможа повернулся спиной; пан Тшаска, мастер своего дела, опоясал его один раз, а затем, держа конец пояса в руках, отбежал в другую сторону комнаты. Магнат начал кружиться, как балерина, накручивая на живот широкое полотнище. Тшаска заделал конец пояса, тщательно расправил складки и, любуясь своей работой, стоял, ожидая одобрения. Но ясновельможному и в голову не пришло похвалить его: он был всецело занят мыслью о Тенчине.
