Слуга низко поклонился и повел гостя, пропуская его перед каждой дверью вперед в знак особого уважения. Так они миновали несколько крытых галерей и очутились в большой комнате, уставленной длинными скамьями и столами из грубо отесанных досок. За столами сидели слуги, уплетая из огромных мисок похлебку так, что за ушами трещало. Они приветствовали здоровяка радостными криками.
– Вот вам гость, – сказал толстяк, – да такой разговорчивый, просто на удивление.
Слуги перестали есть и недоверчиво поглядывали на брата Макария.
– Что, Ясько, – спросил один из них, – разве наш замок стал постоялым двором?
Тот, кого звали Ясько, улыбнулся во весь рот.
– Наверное, так, если сам отец Игнатий разрешил.
Из угла поднялся заросший до глаз великан в грязной одежде из холстины. Тяжело дыша, он подошел к квестарю и посмотрел ему в глаза. Брат Макарий глянул на детину, и тут же молитвенное выражение появилось у него на физиономии, это очень понравилось великану. Он взвыл от радости, повернулся к остальным и закричал:
– Это тот самый, что пробрался через толпу и отца Игнатия опутал.
Замковые слуги оживились. Один за другим подходили они к квестарю и тут же, не выдержав, покатывались со смеху: брат Макарий строил уморительные рожи и сразу же лицо его принимало невинно-ангельское выражение. Даже самые усталые и мрачные смеялись до коликов в животе.
– Садись, брат. – Слуги очистили ему место за столом и подвинули блюдо с похлебкой.
Брат Макарий зачерпнул раз-другой жидкую бурду и огляделся вокруг.
– Потерял что-нибудь? – спросил Ясько, весело подмигивая.
– Терять не терял, – ответил квестарь, – зато с удовольствием что-нибудь нашел бы.
– Видно, брат, тебе наша похлебка не по вкусу! – пробормотал кто-то из слуг.
– Никак я в толк не возьму, откуда у вас еще сила берется мост поднимать, если вас так плохо кормят? – ответил квестарь.
Ясько захохотал, за ним рассмеялись и остальные.
– У нас, брат, чудеса творятся. Преподобных отцов – хоть пруд пруди, да еще сама наша пани со святыми дружбу водит.
– Странные святые, что изысканные блюда превращают в постную похлебку.
– Как это? – удивился Ясько.
Квестарь расположился поудобнее, с отвращением отодвинул миску и вытер бороду.
– Повсюду говорят – и я не от одного слышал, – будто вы тут, милые мои, такие лакомства кушаете, такие вам деликатесы отцы-иезуиты под нос подсовывают, что видеть никто не видел и слышать никто не слышал. Вот я и спросил, нет ли у вас сегодня какого-нибудь особого поста, а может быть, вы плоть свою умерщвляете для душевного совершенствования и получения вечного блаженства?
