– Казбек там?
Она снова кивнула. Гурон подошел к двери, прислушался, но ничего не услышал. Он рывком распахнул дверь, на секунду замер, охватил помещение взглядом. Первое, что бросилось в глаза – девушка в школьной форме в свете двух прожекторов… фотокамера на треноге… длинноволосый молодой парень возле нее… А в стороне, в тени, в креслах у низкого столика – Казбек и мордоворот, которого Гурон видел внизу, в вестибюле.
Все четверо обернулись на распахнувшуюся дверь. Первым очухался мордоворот. Он вскочил с кресла, сунул руку под куртку. Гурон сделал шаг вперед, схватил прожектор на стойке, швырнул его в голову мордоворота. Вскрикнула "модель", вскочил Казбек, заорал мордоворот, фотограф испуганно отпрянул. Гурон походя оглушил его, подскочил к мордовороту, дважды ударил ногой в пах. Мордоворот скорчился, упал на бок, из-за брючного ремня на пол вывалился ПМ. Застыла девица в школьной форме, как вкопанный стоял Казбек. Гурон подобрал с пола пистолет, опустил предохранитель, передернул затвор. На пол выпрыгнул патрон.
Гурон толкнул Казбека в грудь. Тот шлепнулся в кресло.
– Вот, значит, какое у тебя "модельное агентство", Казбек-Карабас, – сказал Гурон.
– Ты кто такой? Ты что беспредел творишь? – произнес Казбек с напором, но неуверенно. – Кто тебя прислал?
– Жук.
– Жук? Я не знаю никакого Жука.
– А зря… жук жужжит. Жук жужжит в тростнике. И знаешь, Казбек, что он мне нажужжал?
– Нет! Нет, не знаю… волыну убери.
– Он нажужжал мне, что ты, Казбек – мразь. Что ты продаешь русских женщин за границу.
– Они сами… они сами туда хотят.
– Может быть, и хотят. Но они не знают, что ты продаешь их в рабство…
– Нет! – закричал Казбек. Гурон склонился над Казбеком, быстро сунул ствол в открытый рот. Крик превратился в неразборчивое мычание. Гурон наклонился еще ниже, к самому уху торговца живым товаром, прошептал:
– Ты помнишь двух девушек, которых ты продал в Турцию три года назад? Одну звали Анфиса, другую – Катя… помнишь?
Казбек что-то мычал, судорожно сглатывал слюну. Гурон смотрел на него сверху… смотрел так, как смотрят на дохлую крысу.
– Больше ты не продашь никого, – сказал Гурон и нажал на спуск.
Он тщательно стер свои "пальцы", вылез по той же водосточной трубе и неторопливо прошел мимо ресторана… он даже успел на электричку, которая уходила в Лугу. Он сидел в почти пустом вагоне и смотрел, как проплывают мимо залитые лунным светом поля, как бегут невесомые, почти прозрачные облака в небе… Стучали колеса, Гурон думал: все! Все, никогда больше… хватит с меня. Этим выстрелом я подвел итог трех последних лет своей жизни. Теперь – все. Это была последняя кровь. Я больше никогда не возьму в руки оружия.
