- У нас, - сухо проговорил Граве, - происходит то же, что и везде. Мы вовсе не желали и не желаем отставать от уровня цивилизации. Да, конечно, издержки, но наше демократическое общество успешно протестует. Партия Зеленых - вам о ней, разумеется, известно, - уже прочно утвердилась в парламенте и активно действует. Наши молодые защитники природы предприняли у берегов Новой Зеландии…
- А, ну, это, конечно, колоссально, - согласился Милов. - Судьба Новой Зеландии, безусловно, должна волновать вас безмерно. Ну, а на берегах вот этой реки - Дины, кажется, я верно назвал, - что они сделали?
- Я полагаю, немало, - сказал Граве. - В частности, даже Научный центр вынужден платить немалые штрафы…
- Все верно, - согласился Милов. - Зелень исчезает в природе, но вместо зеленых листьев возникают зеленые бумажки на банковских счетах. Вы никогда не пробовали приготовить салат из двадцатидолларовых бумажек? Свою валюту я не предлагаю, у нас зеленые только трешки, их нужно очень много, чтобы насытиться. Хотя из пятидесятирублевых, пожалуй, можно варить неплохие щи.
- О, щи! - сказала Ева. - Экзотика!
- Бросьте, Ева, - сказал Милов. - Экзотика - это когда в магазинах полно всего, а когда жрать нечего - это как раз не экзотично. Да не об этом речь. Скажите: вот то, что происходило и в поселке, и, видимо, тут, на дороге, и может быть, сейчас творится еще где-нибудь - не могло ли все это произойти как реакция на уничтожение природы: не скажу - безнаказанное, нет, но пока что неостановимое? Понимаете ли, если убийца ближнего вам человека осужден на пожизненное заключение или даже приговорен к смерти - разве убитый воскресает? Разве возмещается ваша потеря? Почему в вашей стране, Ева, в свое время существовал суд Линча, а у нас - так называемый самосуд? Потому что или не было судебной власти, или на нее не надеялись. Так сказать, прямое, волеизъявление жителей. И для того, чтобы оно возникло, порой достаточно бывает одного единственного события, даже не самого важного…
- Такое событие было, - сказала Ева хмуро. - Еще один случай ОДА. Как раз вчера. И нужно же было, чтобы ребенок оказался дочерью Растабелла…
- Я слышал эту фамилию, - сказал Милов. - Но это не здешний министр-президент. Кто он?
- Общественный деятель, - сказала Ева.
- Сказать так - ничего не сказать, - обиделся Граве. - Растабелл - это наш голос, звучный и неподкупный. Он всегда говорит о том, что больнее всего сейчас. А ныне - вы правы, Милф, - природа болит у нас больше всего. За Растабеллом идет народ и пойдет дальше, куда бы он ни повел. То, что случилось - для него, разумеется, трагедия. И, если подумать, то вполне возможно предположить, что народ, узнав о несчастье, постигшем его любимца, и, справедливо полагая, что корень зла - в засилье современной технологии… м-м… несколько нарушил общепринятые нормы поведения…
