Она покорно сбросила скорость.
– Как зовут вашего приятеля? – спросил он безучастно, вроде бы только для поддержания разговора.
– Клаудино.
– А фамилия? – Уменьшительно-ласкательные имена полиции ни к чему, они годятся для любовниц, а полиция требует официальности.
– Клаудино Вальтрага. – Она улыбнулась, искусно лавируя в потоке машин. – Его из-за роста зовут Клаудино, он ездит только в тачке, потому что, пойди он пешком, все на этакого верзилу станут оборачиваться.
Итак, у Клаудио Вальтраги высокий рост и крепкое телосложение, учтем.
– А откуда он родом?
Она снова улыбнулась, выбираясь из скопища автомобилей, тщетно пытавшихся покинуть площадь.
– Не помню, он меня один раз возил в свою деревню, в горах, под Брешией, – такое захолустье, там только одна остерия, его дед еще был жив, такой же здоровенный, как он, а отец с матерью померли. Такая холодрыга, помню, была.
– Сколько ему лет?
– Тридцать три, – ответила она и тут же добавила: – Можно, я остановлюсь у бара, мне надо взбодриться?
Да, львица, видать, ослабела.
– Ради Бога. – Куда спешить – только двенадцатый час, день майский, светлый, в конце концов и ему не мешает немного взбодриться. – Но без фокусов, предупреждаю вас.
На бульваре Саботино она откопала классическую забегаловку для алкоголиков, слегка подлакированную под бар. Их появление, особенно ее – в черно-белом наряде, в ковбойских брюках, обтягивающих бедра, как перчатки, было встречено всеобщим вниманием, даже два законченных алкаша, сидевшие почти под телевизором, вроде бы очнулись от кайфа и водянистыми глазами уставились на темноволосую львицу, на ее бедра, на ее зад в форме мандолины; а молодая женщина за стойкой забегаловки поглядела на нее если не с завистью, то, во всяком случае, с грустью: ей, видно, тоже захотелось натянуть вот такие черные брюки, и этот белый пиджачок с большой пуговицей – водоразделом между грудями, и эти белые сапожки. В ассортименте ничего приемлемого не оказалось, кроме анисового ликера для нее и белого вина для него; вино наливали из фонтана с четырьмя рожками – в каждом свой сорт; его спутница, то ли из-за анисового ликера, то ли из-за плотоядных мужских взглядов, которые ласкали ее, словно майский ветерок, вновь обрела львиные повадки.
– Может, вы нас с Клаудино и повяжете, но через месяц-другой мы опять будем на воле, у нас есть друзья.
В этом нет сомнений, однако друзей этих друзей она тоже начала понемногу «вязать».
– Мне еще ликера, – сказала она.
