Хорнблауэр задумался, ссутулившись так, что его подбородок почти уткнулся в грудь. Мир жесток и безжалостен, а сам он – офицер на самой жестокой и безжалостной службе, которая не признает ответов «Я не могу» или «Я не решаюсь».
– Да, не повезло тебе, Хорни, – заметил Смит неожиданно мягко и сочувственный шумок пронесся над столом.
– Исполняйте ваши приказы, молодой человек, – бесстрастно проговорил Робертс.
Хорнблауэр поднялся со своего места. Он не надеялся, что голос не выдаст его расстроенных чувств и поэтому молча поклонился, прощаясь с сидящими в кают-компании.
– Он здесь, живой и здоровый, мистер ‘Орнблауэр, – такими словами встретил его начальник корабельной полиции в полумраке твиндека.
Морской пехотинец, стоящий на часах у двери, отошел в сторону, оружейник поднес свечу поближе к замочной скважине и вставил ключ.
– Я поместил его в пустую кладовую, сэр, – продолжал он, – с ним там два моих капрала, сэр.
Из-за приоткрытой двери упал луч света от другой свечи, установленной в фонаре. Воздух внутри кладовой был отчаянно спертым. Маккул сидел на своем сундучке, а два капрала морской пехоты – прямо на палубе, опираясь спинами о переборки. Они поднялись при виде офицера, но и при этом для двоих вошедших почти не было места. Хорнблауэр окинул помещение внимательным взглядом. Похоже, у пленника не оставалось ни одного шанса совершить побег или самоубийство.
– Я буду отвечать за вас, – произнес Хорнблауэр.
– Это весьма лестно для меня, мистер – мистер…, – произнес Маккул, вставая со своего сундучка.
– Хорнблауэр.
– Рад познакомиться с вами, мистер Хорнблауэр.
Маккул говорил по-английски чисто, с чуть заметным ирландским акцентом, который все же выдавал его происхождение. Он отбросил назад рыжие локоны, заплетенные в аккуратную косичку и даже в тусклом свете свечей его глаза загадочно сверкнули.
– Вам что-либо нужно? – спросил Хорнблауэр.
– Я бы с удовольствием поел и выпил, – ответил Маккул, – учитывая, что с тех пор, как была захвачена «Эсперанс», у меня во рту не было ни крошки.
Это было еще вчера. Этот человек не ел и не пил больше двадцати четырех часов.
– Я распоряжусь насчет еды и питья, – сказал Хорнблауэр, – что-нибудь еще?
– Тюфяк, койку, – что-нибудь, на чем я бы мог сидеть, – попросил Маккул, махнув рукой в сторону своего сундучка: – Я ношу славное имя, но не хотел бы, чтобы оно отпечаталось у меня пониже спины.
Сундук был сделан из красного дерева, а на массивной крышке было вырезано имя владельца – Б.И. Маккул – крупные, выпуклые буквы выступали над поверхностью.
