– Туалетную бумагу привезла? – сразу спросила она.
Понятно, что про такой прозаический предмет, как бумага, я даже и не вспоминала. Чтобы не огорчать назаренковскую мамашу, я вытащила из кармашка сумки непочатый флакон шампуня и сказала:
– Вот! Польский. Для всех типов волос. Можете пользоваться.
Людмила Борисовна хищной лапкой мгновенно выхватила шампунь у меня из рук и исчезла с этой данью в своей комнате.
Когда Назаренко целовал меня на продавленном диване, я решилась спросить:
– Зачем ты увел меня у Зацепина?
– Это у твоего хмыря фамилия такая – Зацепин?
– Да, но он не хмырь. Он врач.
– Все равно хмырь.
– Почему?
– Потому что отдал тебя без боя. Не понимаю таких.
– Ты уверен, что все в этой жизни понимаешь?
– Про баб все.
– Про баб?!
– Ну про женщин… какая разница?
– Вообще-то разница есть. Если бы я была бабой, то ты вряд ли сейчас обнимался со мной.
– Возможно, и что?
– И то! Зацепин никогда ни к чему никого не принуждает, понял?! – пыталась защитить Ленечку я.
– Так никто никого и не принуждал. Ты сама выбрала меня. Разве нет? – улыбнулся Назаренко.
– Он это понял и навязываться не стал, – опять сказала я в защиту Зацепина. – Разве это плохая черта?
– Плохая.
– Почему?
– Потому что любят победителей.
– Женщины?
– Не только. Вообще все. Любят и подчиняются им.
– И что? Все равно, какой ценой достанется эта победа? – спросила я, вспомнив бедолагу Филиппова.
– Все равно. Если бы победители задумывались о цене, они не смогли бы победить. Глупо командующему, к примеру, танкового корпуса лить слезы по сгоревшим машинам, если, в конце концов, они прорвали кольцо противника.
– А как же люди?
– А что люди? Новые родятся. А у тех, кто погиб, судьба такая.
– И какая же у них судьба?!
– Ну… какая… Мостить дорогу победителям.
– Значит, все-таки ты проломил голову своему конкуренту?! – в ужасе крикнула я и села на диване.
– Ну… не я, конечно, но по моей личной просьбе или… приказу… Называй как хочешь.
– То есть ты мог бы и… Зацепину… если бы он…
– Я что угодно мог бы ради тебя сделать, – сказал он. – И не стоит об этом Зацепине жалеть! Он же отказался от тебя! Предал!
Я и сама думала о Ленечке то же самое, но мне почему-то не хотелось, чтобы об этом говорил Назаренко.
– Он не предал!! – возмутилась я. – Он… он любит меня и хочет, чтобы мне было хорошо. Раз мне хорошо с тобой, то он и не стал мешать. Он любит! А ты?! Разве ты меня любишь, Назаренко?!
Он посмотрел на меня долгим, каким-то новым, влажным взглядом и сказал:
