Тина-Делла остановилась рядом и положила руку мне на плечо. Непосредственным детским жестом.
* * *
Тан-Глостер выписал из Крепости ученический этюдник и простую кисть. Деллу инструмент вполне устраивал; она по-прежнему уходила сразу же после обеда — и возвращалась в темноте, принося с собой незаконченные — либо уже распечатанные — этюды.
На всех была зелень и голубое небо. Несовершенные технически, ее работы производили на меня странное впечатление: иногда мне казалось, что место, изображенное на той или иной картинке, существует на самом деле.
— У вас поразительная фантазия, — говорил я.
Она смотрела удивленно.
Тем временем пошли дожди. Потоки воды пополам с кислотой заливали камеры внешнего обзора; сидя в гостиной перед обогревателем, Делла беседовала со своей постоялкой, и я час за часом слушал эти беседы, просматривая распечатки Деллиных пейзажей.
Особенно меня поражал один — с белой сиренью; Делла, сроду не видавшая этих цветов, изобразила их удивительно точно. На холмике, в котором с трудом можно было угадать место моей высадки (именно там в день моего приезда меня «отстрелили» с катера), цвели во множестве кусты белой сирени, и между ними, по плечи в белых соцветиях, стояла фигурка человека в скафандре — я узнал тан-Глостера.
Через несколько дней — я видел — Делла снова стояла перед этим холмом, сосредоточенно водила кистью по рисунку, и, когда я увидел распечатку, пульс мой участился — на нем была та же сирень, но отцветающая…
Сидя в кресле перед обогревателем и слушая беседы тина-Деллы с постоялкой, я спрашивал себя в полугрезе-полусне: а что, если там — в мире тина-Деллы — на холмике, где когда-то отпечатались мои подошвы, в самом деле растет белая сирень?
В эти минуты холод большого дома уже не так мучил меня. Возможно, мой организм притерпелся — а возможно, служебное устройство Нелли получило приказ увеличить энергозатраты. А возможно, и то и другое.
* * *
Однажды после обеда я спустился в гостиную, чтобы немного посмотреть на экран обогревателя, и застал там Деллу, говорившую сама с собой.
Я не решился войти.
Делла меня не видела. Она сидела в кресле, запрокинув голову, и, полуоткрыв губы, выводила одну последовательность звуков за другой.
Мороз продрал у меня по коже.
Мне показалось, что я падаю, проваливаюсь вглубь белой горящей воронки, и сквозь толщу этого света на меня глядят миллиарды глаз. Что я пролетаю под высокими белыми арками, что яркие лучи простреливают темноту над моей головой, и ужас, который я в тот момент испытал, мог сравниться только с захлестнувшим меня благоговением.
