Кто это мне рассказывал, как один предприимчивый боксер поместил рекламу на подошвах и на том немало заработал, провалявшись некоторое время в нокауте?
— Ты в него влюбился, — говорю, кивая на экран.
— Да, — кивает с энтузиазмом. Ты себе не представляешь, как это интересно… Его разгадать. Раскрыть. Это круче, чем шахматы. Предугадать ход… Цепочку ходов, комбинацию… Чтобы в конце этой цепочки был твой победный удар. Ждать, выжидать, водить его… Сперва дебют, потом миттеншпиль…
Хмыкаю с сомнением:
— А я думала, что бокс — это когда бьют.
— Бокс — это когда думают!
Мне нравится его горячность. Он прыгает по комнате, как по рингу, а я наскакиваю на него, изображая бритоголового мулата. Его чудовищные кулаки носятся в воздухе, будто мухи, и, не рассчитай он движение хоть на волосок, мой нос окажется сломаным навеки.
Но он точен.
Я лицом ощущаю ветер, поднятый его кулаками.
Потом на столе пищит телефон, пищит и трясется, как припадочный, съезжает со столешницы, Дымок ловит его уже в падении и, извинившись, идет разговаривать в соседнюю комнату.
Выждав минуту, иду слушать, с кем и о чем он говорит. Нет, это не женщина. Это по делу.
Возвращаюсь в комнату. Скучая, обхожу ее кругом.
Дверца шкафа приоткрыта; сюда я еще не заглядывала. Трогаю дверцу мизинцем; она приоткрывается сама, и я вижу, что шкаф, оказывается, книжный.
Мешанина. Каша. Все вперемешку.
Пятый том собраний сочинений Пушкина, старенький, горчичный такой, я его отлично помню, там «Маленькие трагедии»… Гессе из новых изданий. Толкин на английском. Франкорусский словарь. Фолкнер. Груда первоклассной беллетристики, среди которой попадается и нонфикшн — стоят, блин, воспоминания Черчилля в оригинале…
Увлекаюсь. Вздрагиваю, когда он кладет мне руку на плечо.
Смеюсь, чтобы спрятать некоторую неловкость:
— Пардон… Я тут слегка влезла в чужое приваси…
— Вообще-то у меня библиотека на старой квартире хранится, говорит, будто извиняясь. Здесь только так… Всякое такое…
— Ты что, читаешь?
— Ну, школу-то я закончил, — пожимает плечами. — Буквы складывать умею…
— Я не о том…
— Ласточка, когда же мне читать? У меня времени нет совершенно… Так, разве что на ночь… Когда тебя нет рядом…
Жарко дышит в ухо:
— Но теперь-то ты есть…
* * *
«Ты, что бабочкой черной и белой,
Не по-нашему дико и смело,
И в мое залетела жилье…»
Мне кажется, что он говорит, не разжимая губ.
На паркете стоит длинная зажженная свечка, но она не кажется мне пошлой.
«…Не колдуй надо мною, не делай
