— Совершенно понятно. Скажи, почему вы едите нас?
— Мы не едим разумных, — ответил Хозяин.
— Эти, похожие на нас — чем они хуже? — спросил Дым. — Вы можете все… Почему вы стрижете стада? Почему вы режете их на мясо? Разве нет другого пути, разве вам больше негде добыть еду и одежду?
Хозяин снова рассмеялся.
— На моих землях живет мыслящее стадо, — сказал он наконец. — Стадо из ваших, из перебежчиков. Им хорошо. Хочешь к ним присоединиться?
Дым шел весь день. Уже на закате он поднялся на холм — и внизу увидел ровные ряды домов с привычными огородами на плоских крышах.
Молодежь смеялась. Молодежь слушала девушку, поющую на опрокинутой бочке. Девушка притоптывала, и толпа прихлопывала в такт; девушка выдавала чередующиеся «ля-ля-ля», «ша-бу-да» и «тири-ра», и толпа подпевала. Дым стоял в самой гуще толпы, смотрел в звездное небо поверх девушкиной головы и ни о чем не думал. В его сторону старались не смотреть — из деликатности; несмотря на то, что Дым с ног до головы был завернут в темный полотняный балахон, несмотря на то, что шерсть успела немного отрасти, его увечье не осталось тайной ни для кого. Они сталкивались с таким увечьем не раз и не два. Наверное, они сочувствовали Дыму, наверное, они не совсем безуспешно боролись с отвращением. Дым разглядывал их из-под капюшона.
Внешне они ничем не отличались от молодежи, которую он встречал каждый день — в столице, в поселках… Кажется, ничем не отличались. Или все-таки?.. Некое общее выражение. Тень пугающей безмятежности, которую он когда-то (когда? сто лет назад?) видел в глазах девушки-самки, той самой, которая внимательно выслушала его историю, но не поняла ни слова. Или показалось? Показалось, нормальные ребята…
— А теперь, — звонкий девушкин голос накрыл площадь без видимого напряжения, — песня в честь нашего гостя! В честь новоприбывшего человека со старой родины, Дыма-Лугового, песня о покинутом доме!
На площади стало тихо. Вокруг Дыма образовался целый лес обнявшихся парочек, троиц и даже четверок; вероятно, нравы здесь царили простые и незамысловатые. Как говорила когда-то его бывшая жена — против биологии не попрешь; вот пятеро — две девушки и три парня — замысловато сплелись, покачиваются в такт песне, мелодичной и трогательной. Ритмично покачивалась вся площадь, и только Дым стоял неподвижно, да еще сын старосты по имени Жель-Мостовой, угрюмый парнишка, приставленный к гостю сопровождающим. Девушка пела.
— Я оставил свой дом и нашел другой,
