Рука и зеркало | страница 21
Молчали долго. Ганс тщетно старался переварить услышанное, демон же думал о чем-то своем, явно невеселом.
— Выходит, рука баронская… Ну, Зекиэль твой! В тюрьму без дела не бросают. Разве что по ошибке. Или по доносу лживому. А у вас иначе?
— И у нас — за дело. Отщепенцы мы. Уроды. Один против Договора пошел. Другому кровь напрасная, грехи нашептанные, души загубленные поперек глотки встали. А нас за хвост и сюда! Искупать! Потому как честный демон обязан искушать, осквернять, губить, с пути сбивать… Тот же Зекиэль — у него третья ходка была бы. А по четвертой — все, вечняк. Пока не загнешься. Я, братец, сам по третьей мыкаюсь. Не стерпел. Добро бы шашни крутить или там склоки завязывать… Раз плюнуть. Жаль, чернокнижнику, что меня вызвал, этого мало было. Ему, тварюге, веселье подавай… с подливкой…
Демон зашелся в утробном кашле. Тело густо испятнала сыпь, и Калаор, хрипя, свалился наземь. Забился в судорогах на чисто подметенной дорожке, харкнул пеной:
— Превращения! Силу отняли… нельзя было… Кончаюсь, Зеки… все…
Ганс заметался, не зная, чем помочь. Вокруг начали собираться остальные каторжане.
— Подыхает, сучье семя, — угрюмо бросил Азатот, глядя на Калаора, бьющегося в корчах. — Жаль. Мы с ним еще с потопа… старые дружки…
— Может, тово? Оклемается? — с робкой надеждой пискнул тщедушный Шайбуран. — Силища ведь тово! Немереная!
— Ага, силища… на третьей ходке любая силища — козлу под хвост!..
Сжав кулаки, Ганс взвыл от безнадеги:
— Да что ж вы стоите, дьяволы рогатые?! Бесы вы или слюнтяи?
— Серцы бы ему… смолюшечки… — пожевал синюшными, вислыми губами демон, похожий на жабу с копытами. — Огоньку ядреного… Враз бы очухался…
— Там! Есть! — Ганс махнул рукой в сторону геенны, откуда его привели Гончие. — Огонь, сера!.. Навалом!
Азатот со злобой ударил крыльями:
— Поди сунься туда, Зекиэль! Совсем память отшибло?!
— Стража? Не пустят?!
— Какая стража, стервь ушастая?! Что ты мелешь?! Пентаграмма вокруг! Сгоришь, и вякнуть не успеешь…
— Сам вякай, урод! Плошку мне! Живо! Что я вам, смолу в ладонях таскать нанялся?!
— Хват! — двинул игольчатой бровью Азатот. — Ну ты и хват, братец…
Шайбурана будто чихом сдуло. Вскоре черепаук, протолкавшись сквозь толпу, сунул в руки Гансу плошку и в придачу — глиняный горшок с широким горлом.
— Серцы! Серцы прихвати! — с надеждой заглядывал в глаза жабодемон.
Ганс Эрзнер кивнул и припустил к околице поселка. Арестанты, сгрудясь над умирающим Калаором, молча глядели ему вслед. Как бойцы осажденной крепости — на добровольца-лазутчика, вызвавшегося привести подмогу.