– Помиловать? Сейчас я тебя помилую. В лучшем случае ты трус, слюнтяй и баба, и тебя нужно лечить этим.
В палатке раздался звук одной оглушительной оплеухи, потом другой.
– И помни: не смей вперед заикаться об офицерской чести. Так учили трусов на фронте, а когда они вызывали на дуэль, их просто выгоняли. Докажи, что ты заслуживаешь другого. А теперь – вон!
Борис опрометью вылетел из палатки и, к счастью, не заметил меня.
В наш лагерь въезжала арба, с нее мне кивал Рустам. Он подошел ко мне, и я заметил, что за приветливым выражением его лица крылась какая-то озабоченность.
Оглянувшись, он быстро зашептал:
– Погребняк кончай. Хассан джигит. – Он показал выразительным движением на горло.
– Знаю. – Я показал ему кивком головы в направлении травы, отделявшей нас от тугаев.
В глазах Рустама засветилось изумление:
– Твой знай!
– Ну, идем, – сказал я Рустаму, – распрягай лошадь. Как Лейла, здорова?
Он закивал головой:
– Здоров, здоров, тебе привет посылает.
В этот момент вернулся из города Толмачев.
– Ну, друзья, – сказал он, обращаясь ко мне, к трем мушкетерам и к Листеру, Борис все еще не показывался, – я опять должен вас покинуть на несколько недель. Наткнулись на очень важные следы в местах, где предполагаются остатки Антиохии Маргианы. Пока еще вы доберетесь до дела, я смогу съездить.
Новость была принята со смесью гордости и уныния.
– А для вас, молодой человек, – обратился он ко мне, – есть работа. Я говорил кое с кем из Коканда. Там во дворце хана Худояра нашли довольно много индийской керамики и доставили сюда, в Фергану. Я обещал прислать для экспертизы вас как индолога. Смотрите не подкачайте. Езжайте завтра, осмотрите марки – они, конечно, могут быть поддельными, и после анализа черепка, росписи, формы прислушайтесь к внутреннему голосу.
– Это еще что за научный инструмент – внутренний голос? – засмеялся Листер.
– Вполне научный, – успокоил его Толмачев. – Это совокупность неучтенных, неуловимых или неанализированных моментов. Он нужен одинаково врачу, полководцу, ученому. Да, Глеб, вы увидите там Лишкина, передайте ему привет.
– Знаете что, Владимир Николаевич, – внезапно вызвался Листер, – и я, пожалуй, поеду, а то я здесь совсем закис. Дни длинные, а читать нечего. Едем вместе, Глеб.
«Почему он решил ехать? – гадал я. – Неужели заподозрил и теперь выслеживает меня? Или хочет связаться с кем-либо по поводу убийства Погребнякова?»
Рустам согласился отвезти нас в город и обещал разбудить на рассвете. От ночевки в палатке он отказался и спал у себя в арбе, в которой было много всякого тряпья, халатов и одеял, служивших хорошей защитой от утренней свежести в горах.
