Hепостижимым для меня образом, не заладились сердечные дела с одной, подающей большие надежды и снискавшей славу в некоторых кругах, молодым модельером, с куда более чем ощутимым женским началом. Совсем девочка, перекраивающая мамины халатики в изящные (естественно только для посвященных) вечерние платья, она не только не поддалась моим чарам, силу которых я привык воспринимать как должное, но вдобавок ко всему, совсем того не желая, легко разбила мое сердце. Она проникала и в мои сны, и там мне доставляла массу неудобств, не упуская случая потешиться надо мной и выказать, черт побери, меня толстяком и мисологосом. И ставшая духота приносила некоторое облегчение, словно бы жар моего больного, этой отвратительной болезнью, сердца, способен был уравнять нагретый до тридцати градусов влажный воздух, остававшийся совсем недвижимым, словно на город пролилось жидкое стекло в место благодатного ливня. От того я меньше грустил.
Сильно вспотев во сне, а вам надо брать в расчет мою комплекцию, и проснувшись в мокрых простынях, гонимый отвращением, я вышел на кухню и съел два бизе. Доедая второе пирожное, я сморщился от одной из головных болей: в рассудке ядовито щелкнуло и вслед затем медленно загудело, словно шепот спущенной с запоров разворачивающейся часовой пружины - в голове сработал один из тех автоматических режимов настройки, которые позволяют перегруппировав события получить цельную картину, которая появлялась до того только фрагментально. Податливая память по мановению выщелкивала недавние сцены: встреча в редакции; сомнамбулистический репортаж, и я уже знал, чем связаны оба, на первый взгляд, несопоставимые акты, столь мультивариативной театральной постановки. Связующим звеном был Илья Каббалин, но как же проигрывала его июньская телевизионная эманация, тому, чем был Илья полгода назад. Правда, сегодня его знали иначе - Михаил Шевцов, и его тело потеряло довольно обаятельную харизму сумасброда, покрывшись нарочитым слоем бытового убийства.
Умерщвленный якобы женой, затрапезного вида человек, в подмышках которого ветвились буйные поросли нательной растительности, некто, до которого всем нам нет дела, Михаил Шевцов, был не кто иной, как знакомый сумасброд Илья Каббалин, но какая разительная метаморфоза произошла с ним за шесть месяцев после нашей встречи в редакции (тогда еще на Герцена).
Hаскоро перекусив, я отправился на Сокол, поймав запоздалое, желтобокое такси, словно глубинная рыба вынырнувшее из поздней ночи с тускло светящимся зеленым фонариком во лбу. Папку отыскал с трудом, вывалив на пол кипу рекламных плакатов и корректур, мои /`%$/`(ob(o смахивали на ночной вояж квартирных воров одержимых поиском припрятанных сокровищ, во время отсутствия квартирантов.
