– Алло, миссис Петтигру, пусть не приходит, а? Отставьте его, пожалуйста!
– Поздно спохватились, – сказала миссис Петтигру, усаживаясь на свое место.
В двери заглянула миссис Энтони.
– Чего-нибудь такое было надо?
– Мы весьма надеялись, – громче громкого сказала миссис Петтигру, – спокойно пообедать без помех. Однако же мне, знаете ли, пришлось подойти к телефону.
– Очень это мило с вашей стороны, – сказала миссис Энтони и удалилась.
Годфри продолжал протестовать против фотографа:
– Как хотите, надо его отставить. Все время чужие в доме толкутся.
Чармиан сказала:
– Я ведь недолго пробуду с вами, Годфри.
– Ладно, ладно, – сказала миссис Петтигру. – Спокойно вы еще протяните лет десять.
– Именно, – подтвердила Чармиан. – Вот я и решила переехать в тот суррейский пансионат. Как я понимаю, там все очень благоустроено. И никто зря не беспокоит. О, как научаешься ценить такие вещи. – Миссис Петтигру закурила сигарету и медленно выпустила дым в лицо Чармиан.
– А тут кто тебя донимает, – пробурчал Годфри.
– И полное раздолье, – сказала Чармиан. – В пансионате я вольна буду принимать, кого мне заблагорассудится. Фотографов и вообще кого угодно...
– Совершенно тебе незачем, – беспомощно возразил Годфри, – переезжать в пансионат, раз тебе стало гораздо лучше.
Миссис Петтигру снова пустила струю дыма в сторону Чармиан.
– К тому же, – сказал он, взглянув на миссис Петтигру, – это нам не по средствам.
Чармиан смолчала, словно тут и отвечать было незачем. В самом деле, и книги ее переиздавались не без прибыли, и ее скромный капитал – хоть он был недосягаем для миссис Петтигру. Возрождение этой зимой интереса к ее романам освежило ее ум. Прояснилась память, впервые за несколько лет она себя не так уж плохо чувствовала – даже после январского приступа бронхита, когда целую неделю при ней дежурили днем и ночью. Правда, двигалась она по-прежнему с трудом, и почки давали себя знать.
Она смотрела на Годфри, который поедал рисовый пудинг, ничуть – это она была уверена – не замечая, что он ест, и соображала, чем же он так озабочен. Какой же это новой пыткой донимала его миссис Петтигру? Что такого особенного проведала миссис Петтигру о его прошлом и отчего ему так уж надо замолчать это буквально любой ценой? И в чем же все-таки ее долг перед Годфри – где положен предел супружескому долгу? Ей нестерпимо захотелось подальше отсюда, в суррейский пансионат, и она даже подивилась самой себе: ведь всю жизнь томил ее смутный страх оказаться во власти чужих людей, и вернее было мириться с Годфри, чем обрекать себя на неизвестность.
