– Мне, конечно, где ее помнить, – сказала миссис Петтигру.
– Вздор, – сказал Годфри.
– Прошу прощения, мистер Колстон, я ее помнить не могу. Вы говорите, она бросила сцену в тысяча восемьсот девяносто третьем, а я в тысяча восемьсот девяносто третьем была еще ребенком.
– Помню, помню ее, – сказала Чармиан. – Она очень выразительно пела – разумеется, по тогдашним канонам.
– Вы бывали в «Гейети»? – изумилась миссис Петтигру. – Но как же это вам...
– Нет, я ее слышала в частном концерте.
– Ну да, вы же тогда были совсем взрослой девушкой. Примите таблетки, дорогая.
Она пододвинула Чармиан две белые пилюльки.
Чармиан отодвинула их и сказала:
– Я уже приняла их сегодня утром, и это совершенно точно. Я ведь обычно и принимаю их за утренним чаем.
– Не всегда, – сказала миссис Петтигру. – Иной раз вы забываете их принять и оставляете на подносе, как именно и случилось нынче утром.
– Она была младшей из четырнадцати детей, – прочел Годфри, – в строгом баптистском семействе. Лишь после смерти отца, восемнадцати лет от роду, она сыграла первую небольшую роль в «Лицее». Выученица Эллен Терри и сэра Генри Ирвинга, она, однако, не пошла стезею драматической актрисы, а сделала карьеру в «Гейети», где стала звездой среди хористок. Тогдашний принц Уэльский...
– Нам ее представили в Канне, – сказала Чармиан, ободренная утренним прояснением памяти, – ведь так?
– Да, да, – подтвердил Годфри, – это было примерно в тысяча девятьсот десятом.
– И она вскочила на стул, огляделась и воскликнула: «Ну и ну! Да тут у вас вся королевская семья в куче: смердит – не продохнешь!» Помнишь, мы еще ужасно смутились, и...
– Нет, Чармиан, нет. Вот тут ты путаешь. На стул – это вскочила одна из сестер Лилли. И не тогда, а гораздо позже. Лидия Мэй была совсем не такая, очень воспитанная девушка.
Миссис Петтигру положила две пилюльки поближе к тарелке Чармиан, теперь уже безмолвно. Чармиан сказала:
– Мне нельзя превышать дозировку, – и дрожащей рукой вернула их в пузырек.
– Чармиан, милая, прими свои таблетки, – сказал Годфри и шумно прихлебнул кофе.
– Я уже приняла две таблетки, я это отчетливо помню. Четыре могут повредить.
Миссис Петтигру возвела глаза к потолку и вздохнула.
– Чего же ради, – сказал Годфри, – я оплачиваю огромные докторские счета, раз ты не хочешь принимать, что тебе прописано?
– Годфри, я не хочу отравлять себя чрезмерными дозами. К тому же счета оплачиваются из моих денег.
– Отравлять, – повторила миссис Петтигру и уронила салфетку, словно потеряв всякое терпение. – Я попросила бы.
