Ничуть не бывало! Оказавшись вдали от неприятного запаха, Павлик моментально успокоился и принялся разглядывать божью коровку, залетевшую в его корзину. В августе и особенно в сентябре на Амуре почему-то невероятно много божьих коровок. Павлик этого не знал, но красота жучков очаровывала его. По его крошечным, детским понятиям, Сяо-лю была чем-то вроде человеческой божьей коровки…
А вот и она! Бежит, спешит к своему «малысыке Павлисыку» – так Сяо-лю его называла.
– Что так быстро?
– Похорона на кладбиссе, мадама Маринка! – развела руками Сяо-лю. – Больсая похорона. Проходи нету, гора влезай нету. Здать надо. Носью надо. – И хитренько покосилась исподлобья.
«Ага, легко тебе сказать, маленькая басурманка!» – неприязненно подумала Марина.
«Носью надо…» Сама Сяо-лю ночью на кладбище не пойдет, уж точно. Это просто чудо, что, когда в дом ломился кат, она побежала туда, не думая о страхах, в поисках окольного пути. А просто так – не пойдет. Сразу навоображает: как синие и желтые могильные черти (Марину всегда смешило, что черти в представлениях маленькой китаянки были почему-то непременно синие и желтые) бродят там в поисках заблудших душ да на какие муки они схваченную душу утянут, вдобавок содрав кожу с человека заживо! Начнет падать перед «мадама Маринка» на колени, биться лбишком в неоструганный пол… Глядишь, еще заноз понасажает, возись с ней потом… Ладно, Марина ни черта, ни Бога не боится, как-нибудь и сама сходит. Благо ночи теперь ясные, лунные. Все сама сделает!
Она и правда не чувствовала страха, когда, ближе к полуночи, пробралась в душную, сырую тьму кладбищенскую и пошла по узехонькой тропке мимо зарослей медвежьей дудки, волчьего лыка и бузины. Все уже отцвело, набрякло ягодой, пахло только травой и сильнее всего – полынью. А впрочем, даже самые красивые цветы на Дальнем Востоке, не считая шиповника, черемухи да белой лесной сирени, отчего-то были без запаха – красивые до изумления, но словно бы нарочно сделанные: желтые и синие ирисы, белые дикие пионы, желтая и рыжая сарана…
Заросли кончились, начались могилки, кресты и памятники. Вдруг Марине вспомнилось другое кладбище – в Энске, Петропавловское, расположенное между Напольной и Немецкой улицами, все в темных пятнах подтаявшего снега, и как они ходили, бесконечно ходили с Андреем по этому кладбищу, убеждая Тамару Салтыкову, что ей выпала высшая честь: принести свою жизнь на алтарь революции, пожертвовать собой за народ, застрелив сатрапа Смольникова, начальника сыскной полиции, который чрезмерно ретиво взялся за дело о попытке ограбления Волжского Промышленного банка. А ведь то было не просто ограбление, а неудавшийся экс…
