– Небось господину-то сахар продашь? – мягко спросил солдат и повернулся к Грачевскому.
Тот пришел в лавку, держа в руках газету, которую не успел прочитать днем между репетициями. Сейчас газета упала на грязный, затоптанный, семешной шелухой заплеванный пол, да так и осталась лежать.
Освободившаяся рука Грачевского медленно поползла ко лбу – сотворить крестное знамение.
Солдат смотрел с любопытством, лавочник – несколько ошарашенно.
– Ну чего? – спросил солдат, когда рука Грачевского вдруг замерла на полпути. – Креститься задумал? Так давай, крестись. Только я ведь все равно никуда не денусь. Небось не черт!
Грачевский руку до лба так и не донес – прикрыл ею глаза.
– Вы чего это, господин? – с любопытством спросил лавочник.
– Так, ничего, – пробормотал Грачевский, опуская руку и открывая глаза. И тотчас принялся оглядываться с диким, изумленным выражением.
– Да вы чего?! – опять спросил лавочник, уж вовсе испуганно.
– А где он?
– Кто?!
– Да этот… который здесь был!
– Солдат, что ли? – скорчил рожу лавочник. – Пошел искать сахару в другую лавку. Разозлился на меня, с матерью ушел. Вон, слышите, как поливает с улицы? Эх, до чего ж язык поганый! Ну и ладно, сам-ка и закуси матерью вместо сахару!
– Ты его раньше тут видал? – спросил Грачевский, тяжело дыша.
– Да мало ли их шляется! Небось полны казармы.
– Это не настоящий солдат! Это и не солдат вовсе! – крикнул Грачевский, хватаясь за сердце.
– А кто? – с любопытством спросил лавочник.
– Черт…
– Где черт? – послышался старушечий надтреснутый голос. Это вошла Матреша, та самая, которая никак не могла уняться Маслену отмечать: и широкую, и глубокую.
– Да вишь ты, господин говорит, не солдат сейчас отсюда вышел, а черт! – словоохотливо пояснил лавочник.
– Вы что, господа хорошие, оба очумели? – вытаращилась на них Матреша. – Никакого солдата тута не было! Никакой солдат отсюда не выходил!
– Как не было? Как не выходил?! – в один голос спросили лавочник и Грачевский – первый недоуменно, а второй с нескрываемым ужасом.
– Да так! – пожала плечами Матреша и умильно воззрилась на лавочника: – Слышь-ко, Харитоныч… в честь Маслены и старинного знакомства расщедрись на тройку «марок». В монопольку сбегать, денатуратцу глотнуть… Завтра небось великий посток затянет поясок.
– Да ну тебя, дура! – отмахнулся лавочник. – Какой тебе великий посток об эту пору? Еще денатуратцу ей… И так навовсе спилась. Мимо тебя солдат прошел, а ты говоришь, не было никого.
