Всем была бы хороша улица Рождественка, на которой жил Грачевский, кабы часть ее не была занята ночлежными домами для самого отъявленного отребья! «Разве что съехать отсюда?» – угрюмо спросил себя в который раз Грачевский и в который же раз твердо ответил: «Непременно надобно съехать!» Но он так же твердо знал, что никуда отсюда не денется: только на Рождественке, которую в Энске гораздо чаще называли Миллионкой, можно в любое время суток достать любой «марафет» – и морфий, и кокаин, – причем по самой бросовой цене даже и сейчас, в военную пору, когда все лекарства вроде бы стали наперечет. Грачевский был застарелым морфинистом и алкоголиком. По всей России действовал «сухой закон военного времени», однако на Миллионке люди с деньгами и связями пили отнюдь не только денатурат, за который теперь стояли в монопольках длиннющие очереди. Коньяк «Шустовский», который Грачевский пивал и в прежние, мирные времена, он пил и нынче. Другое дело, что обходилось это гораздо дороже, и если раньше «Шустовский» можно было купить в любом магазине, то нынче для добычи коньячку следовало знать некие ходы и выходы. Грачевский их, конечно, знал…
– Чего угодно? – спросил меж тем лавочник, неприязненно глядя на солдата, который так и шарил острым глазом по полкам.
– Фунт сахару.
– А чаю не потребуется? – настороженно буркнул лавочник.
– Чай у меня свой есть, – хмыкнул солдат. – Ты мне сахару продай, да лучше не песку, а пиленого аль колотого.
– Ого! – удивился лавочник. – Ты, мил-человек, как с печки упал. Где это нынче пиленый да колотый? Еще скажи, рафинаду тебе.
– Отчего ж, можно и рафинаду, – согласился солдат, и в голосе его прозвучала издевательская нотка.
– Смеешься?! – так и вызверился лавочник. – Небось и за песочек спасибо скажешь!
– Ну что ж, давай песку, – согласился солдат все с той же издевательско-покладистой интонацией. – Фунта два возьму.
– Фунта два?! – вспыхнул лавочник. – Положено – фунт в руки по карточкам! Карточки у тебя есть?
– А как же, – кивнул солдат.
– Зато сахару у нас нету! – мстительно выкрикнул лавочник. – Коли одного сахару надо, в управу ступай, а мы им не торгуем-с! Лампасье продадим! – И он возмущенно обернулся к Грачевскому: – Сахару по пуду на неделю дают, а без сахару никто чаю не берет. Как тут быть, чем тут жить? Оптовикам хорошо: мы к ним со всем почтением, только не откажи, Христа ради, а нас наш покупатель костит почем зря. Оптовик в стороне, а мы в бороне!
