Сзади что-то мягко ударилось о землю, и Шурка, даже не оборачиваясь, смекнул, что его преследователь перескочил через забор и приближается. Шурка кинулся в сторону – налетел грудью на высокий дощатый забор – перевалился, чуть не упал на каких-то разбросанных по земле досках, на ощупь схватил одну, бросил на плечо, не глядя. Раздался стон… видимо, доска угодила в цель… ощущение смерти, уже схватившей за воротник, несколько ослабело.
Шурка молча, тяжело дыша, несся по грядкам, влажным, опутанным огуречными или тыквенными плетями… ну да, это были тыквы, потому что что-то громоздкое, круглое так и лезло под ноги… Снова забор! Перескочил, оказался в проулке, свернул за угол – и увидел низко нависшее над дорогой дерево. С маху подскочил, уцепился за ветку, подтянулся, ринулся было вскарабкаться повыше, однако каким-то чудом сообразил, что пляшущая поперек лунной дорожки тень ветвей и листьев выдаст его, – и замер, перестал дышать, умоляя дерево, словно оно было живым существом, перестать качаться.
Дерево смилостивилось, и в ту самую минуту, когда движение ветвей прекратилось и, следовательно, затихла пляска теней, из-за угла дома вылетели три фигуры. И встали точнехонько под Шуркой, распластанным на ветке.
Его затрясло, ветка снова качнулась… тени ходуном заходили по бледным в лунном свете лицам… Тот, в фуражке, начал медленно поднимать голову, и у Шурки приостановилось сердце: сейчас не только седой его увидит, но и он увидит седого – и неизвестно еще, что окажется ужасней… И вдруг стайка воробьев вывалилась из листвы, зачирикала потревоженно, замахала крыльями, тени безнаказанно заплясали, заиграли, седой опустил голову и хриплым голосом проговорил:
– Ну что, ушел он?
Шурка беззвучно перевел дух.
– Надо быть, ушел, – отозвался другой голос, степенный и равнодушный. – Вона как драпанул!
– Как же вы его около дома прошляпили?
– Да хто ж его знал, что он проходными дворами шмыгнет! Мы бы его тут, на углу Осыпной, на ножи взяли, а он, вишь, на Тихоновскую подался.
– Лопухи!
– Да сам ты лопух! Он у тебя уже в руках был, что ж ты его не пырнул?
– Скользкий карасик, – проговорил третий из ночных разбойников.
– Ну да ничего, сколько ни скользи, а быть рыбешке в бредешке! – мрачно, хрипло выдохнул седой.
– Дальше-то что делать будем?
– А что делать? – скучно повторил седой. – Явно он на Спасскую шел. А мы его спугнули. Дурак он, что ли, снова туда тащиться? Воротился, чай, домой, сейчас уже там сидит, обмоченные портки стирает. Пошли и мы по домам. Вдругорядь попадется нам в руки.
