Грушенька смотрела чуть исподлобья, настороженно и была в ту минуту такая красивая, что у Марины стало горько во рту. Но вдруг вспомнила, как смотрел на нее Андреас, когда говорил: «es ist sch?n, это красиво, когда красивая женщина лежит, она такая… она как будто… sie wartet seinen Mann, она ждет своего мужчину»; вспомнила, как его пальцы накрывали ее грудь и что было между ними потом, – и моментально сообразила, что нужно сделать, как повести разговор, чтобы Грушенька не отказала, не могла отказать.
А та вдруг заговорила быстро, сбивчиво:
– Вы, конечно, думаете, что я влюблена в него. Напрасно! Он мне нравится, он красивый, а танцевать с ним вообще прекрасно, но… он чужой, совсем чужой мне человек, и не только потому, что австриец, пленный, враг, а просто – чужой. И очень жаль, если и вы, и он, и другие все это как-то особенно воспринимают. На мой счет люди вообще всегда ошибаются. Я, наверное, сама во всем виновата… Знаете, два года назад со мной был один ужасный случай… то есть с одним человеком… то есть сначала был еще один случай, а потом этот… – Девушка запуталась, сердито махнула рукой. – Я еще в гимназии училась, когда в меня влюбился один мичман. Он в отпуск приехал домой, а служил во Владивостоке. Его сестра училась со мной, и он через нее передавал мне записки любовные. Я была просто глупая девочка. Мне льстило, что про любовь пишет настоящий офицер, взрослый мужчина – он был на пять лет старше! – ну и однажды я тоже написала ему, что люблю его. Дурочка была – мы ведь даже словом не обмолвились, просто он приходил к крыльцу гимназии, когда у нас заканчивались уроки, и смотрел на меня, а я – на него. Знаете, такие длинные бараньи переглядки… Когда вам пятнадцать лет, больше ведь ничего и не нужно! В смысле, это мне было пятнадцать. И в конце концов он явился к моему отцу свататься… А мы ведь ни слова не сказали друг другу! Отец меня позвал, а я его не узнала, этого жениха. Представляете? Видела ведь только издалека, с крыльца, в шинели и фуражке он был, а тут – в мундире, без головного убора… Отец сразу понял, что произошло, и очень едко нас высмеял, очень зло. Я так рыдала, а он ушел сам не свой. Его даже не насмешки отца поразили, а то, что я его не узнала, что слова про любовь были просто девчачьей блажью. Этой же ночью он вернулся в полк, прервав отпуск, но никому в семье ничего не сказал, и даже та девушка, его сестра, была уверена, что его просто отозвало командование. А спустя какое-то время пришло известие, что он утонул. Но была зима, корабль их не был в плавании… И как он мог просто так утонуть? С чего вдруг оказался в море? Понятно же, что утопился… Отец пытался меня убедить, что мы ни в чем не виноваты… да кто знает, может быть, так оно и было…
