– Ты куда-нибудь собираешься? – спросил Стрелков.
Ната кивнула.
– В магазин…
– А зачем ты опять красишься?
– Ты раньше не задавал таких вопросов, – озадаченно посмотрела Ната в угол комнаты.
– Я не паук, Ната, я человек…
– Все так говорят, – недоверчиво усмехнулась она, – но это обман…
Она как-то горестно вздохнула. Стрелков, хотя и не был психиатром, понял, что женщина живет в вымышленном мире, где отношения мира реального стоят мало, если не стоят вообще.
– Когда я крашу глаза синим, в магазине мне всегда дают «колу» и пиццу. А когда в черный – почти ничего…
Для Наты, понял Стрелков, «боевая раскраска» является чем-то вроде заклинания – поэтому она и пришла домой сменить макияж. Словно в подтверждение его догадки зазвучал ее спокойный, сонный голос:
– Черным можно красить когда есть деньги, тогда мне ни к чему синий…
– Значит, ты сейчас уйдешь?
– Да, – кивнула Ната, дорисовав правый глаз.
Стрелков вздохнул и с надеждой посмотрел на Нату.
– А мне можно у тебя остаться? – спросил он.
– Так ты же здесь живешь, – усмехнулась она и покачала головой, словно упрекая его за забывчивость.
– Под раковиной? – уточнил Стрелков, который несмотря на то, что хоть какой-то диалог с душевнобольной состоялся, все же находился в подавленном состоянии.
– Угу, – Ната красила губы в розовый цвет.
Потом наложила какие-то невообразимые сиреневые румяна и, удовлетворенно хмыкнув, бросила зеркало на кровать. Заболтала ногами как ребенок, растянув рот в широкой любящей улыбке. Видимо, сделанный макияж настроил ее на радостный лад. «Уж конечно, – с издевкой подумал Стрелков, – теперь ей дадут пиццы!»
Ната легко спрыгнула с кровати, скинула платье-сарафан, обнажив грудь. Стрелков спокойно наблюдал за ней. Грудь была небольшая, но упругая и приятной формы. Он улыбнулся. Женщина подошла к шкафу с зеркалом, открыла его. На нее в страшном беспорядке посыпалась мятая одежда. Она стала копаться в куче платьев, сшитых словно для старухи, не модных, с полувыцветшим рисунком. Наконец ей удалось раскопать сине-зеленое платье, ушитое в талии и колоколом распускающее подол книзу. Она подержала его в вытянутых руках, а потом принялась вальсировать. Стрелков вжался в стену, чтобы не столкнуться с Натой. Она смеялась заливисто, как могут смеяться только дети и сумасшедшие. Потом натянула платье на свое по-юношески худосочное тело и завертелась перед зеркалом. Проведя в трансе минут десять, безмолвно разглядывая себе в зеркале, точно ища возможности самоотождествить себя и понять, Ната пошла в гостиную, которая была смежной со спальней. Стрелков понял, что она уходит. Вскоре хлопнула входная дверь и в дом хлынула оглушительная тишина.
